И все же кляп она не хотела — ей хотелось быть уверенной, что она сможет произнести стоп слово, если что. А потому пришлось молча наблюдать, как он надевает презерватив и снова присоединяется к ней на кровати.
- Интересно, что ты сделаешь, если отпустить тебе руки? - с интересом спросил он, сближая расстояние между их лицами до минимального, заглядывая в глаза, - попробуем?
Тома раздула ноздри, тяжело дыша, когда он снимал наручники с ее запястий, стаскивал платье. И почти сразу она стала бить его с тихим рычанием — по плечам, груди. Но стоило только попытаться заехать в лицо, как он перехватил обе руки, зажал за головой и переместился, резким безжалостным рывком входя в ее разгоряченную текущую киску. Большой, горячий… такой же разозленный, как она.
Запрокинув голову, она застонала, сжимая его внутри, сгибая ноги, насколько позволяли цепи. Сладкая боль… сладкая ярость. Он начал трахать ее, с каждым ударом входя все жестче, пока она не закричала, уже совсем не контролируя себя и ничего не соображая. Последнее, что она еще помнила перед окончательным забытьем, как вцепилась в его плечо зубами и как он аккуратно отстранился и стал двигаться внутри еще жестче, словно пытаясь размазать по кровати.
Приходя в себя на его влажной широкой груди, Тома с опаской подняла ресницы и посмотрела в лицо: уставшее, но не сердитое.
- Прости. Я не всегда такая.
- Ничего. Тебе надо было куда-то деть эти эмоции. И обращайся ко мне на «вы», мы все еще в игре.
Он лениво потрепал ее по плечу.
- Простите, мастер.
- Так лучше. Иди в душ, я после тебя.
К тому времени, как он помылся, уже после того, как Тома ополоснулась сама, она полностью остыла и ждала его на кровати, преисполненная стыда. Этот мастер согласился поиграть с ней, чтобы сделать ей приятно, а она набросилась на него, как бешеная, вместо того, чтобы подчиняться и хотя бы попытаться вникнуть в местные правила.
- Ты в порядке? - негромко спросил ее временный дом — полностью голый, если не считать небольшого полотенца на бедрах. Довольно габаритный, сильный и хорошо накаченный для мужчины явно старше сорока. Но фигура не идеальна — к ее большому облегчению. Ей никогда не нравились красавчики с модельной внешностью, и худых она не любила. Такие крепкие, полные, здоровенные мужики — самое то. Ей всегда нравилось чувствовать себя намного меньше.
- Да, я… извините меня, пожалуйста, - тихо сказала она, ковыряя простыню пальцем.
- Опять за драку? Или ты успела еще что-то натворить?
Он оглянулся с таким видом, будто ожидал увидеть что-то вроде разбитого окна, и Тома слабо улыбнулась:
- За драку.
- А, так я тебя за это еще накажу, не волнуйся. А пока давай-ка на колени. На пол. Живо.
Тома ощутила, как сердце в груди пропустило удар. С каждым словом его тон быстро становился холоднее - так, что слово «живо» могло заморозить на лету небольшую птичку. Сама не помня как, она в мгновение ока соскользнула с кровати и послушно, хоть и не слишком изящно, бухнулась перед ним на колени.
- Сейчас я дам тебе небольшой урок, – сказал он, пока она разглядывала его ступни — крупные пальцы, аккуратно подстриженные ногти… слишком аккуратно. Неужели он делал педикюр?
В какой-то момент она поняла, что немного напугана. Теперь, когда вся злость была выплеснута, ее накрыло неловкостью и страхом, а потому было проще размышлять о его ногтях, чем о том, как он взял в руку трость и касается кончиком ее спины. Она не хотела получить удар такой штукой — по-настоящему не хотела. Сказать желтый? Но он ведь еще не ударил… с другой стороны, если ударит, будет уже поздно.
- Не думай, - сказал он довольно резко и легонько шлепнул ее — не тростью, ладонью по плечу. Тома вздрогнула всем телом, но слабо улыбнулась: значит, он не ударит ее этой штукой. Медленно выдохнув, она подавила улыбку.
- И не расслабляйся, - таким же резким тоном добавил Михаил и шлепнул ее тростью по попе.
- Ай!
Тома подпрыгнула на месте. Удар получился легоньким, но больно было всерьез — из-за того, что попа уже стала чувствительной после шлепков.
Гневно посмотрев на него, она раздула ноздри, но тут снова получила удар.
- Глаза — вниз, - холодно сказал он, выдерживая ее взгляд и заставляя отвести его. Тома покраснела до ушей и опустила ресницы. Черт. Она не понимала, что чувствует. Как странно. Одновременно хотелось дерзить ему, драться и подчиняться. А еще — это возбуждало, и от этого возникало безумное желание как-то уговорить его трахнуть ее снова.