Выбрать главу

Хилков на миг остановился.

- Кто его знает? Может, наоборот, хочет, чтобы слава о нем такая пошла? Чтобы боялись да меньше сопротивлялись? Ведь вот лежит покойник - он уже никому ничего не расскажет. А тут - столько разговоров да пересуд!

- Неужто он не боится нарваться на кого-то из тех, кто с ним захочет счеты свести? Ведь все соседи, не так далеко живут!

- Ну, не знаю, - Хилков начал кипятиться, как с ним всегда бывало, когда он на что-то не мог ответить, - может, он личину какую одевает, лицо под ней прячет? Вот сейчас об этом и расспросим.

Боярин справился у хозяина постоялого двора, где найти купца Егора Третьякова и его товарища Василия Фомина, и в ожидании, когда те придут, уселся в углу в общей горнице. Матвей расположился рядом на лавке.

Купцы - судя по дорогой одежде, Сидорка отнял у них далеко не последнее, - появились вместе и стали жаловаться на разбойников наперебой. Хилков поднял руку, утихомиривая просителей, и указал на лавку напротив себя.

- Вы присаживайтесь. Посидим, кваску попьем, вы все и расскажете - что, да как, да почему.

Поклонившись такой чести, купцы несмело присели на лавку.

- Я угощаю, - успокоил их мысли насчет платы Хилков.

После такого купцы окончательно подобрели и повеселели. Хозяин бойко поставил перед ними кувшин, миску с квашеной капустой, краюху хлеба, расставил кружки.

- Так что с вами стряслось? Сперва ты рассказывай, - велел он Третьякову, старшему, седовласому, седобородому купцу.

- Да что сказывать, боярин? - грустно отвечал тот. - Вез я на ярмарку в Москву, еще зимой, по санному пути, два воза товаров из Астрахани. И тут, в лесу, неподалеку, выходит мне наперерез из-за дерева мужик с пищалью.

- А ты что ж, без охраны ехал? - удивился Хилков.

- Да как же без охраны! - отозвался купец. - Пятерых набрал, да два возницы. Да толку-то в них! Я ведь сперва подумал, что один этот мужик - а глаза поднял, а на нас со всех сторон, из-за каждого дерева либо лук, либо пищаль смотрит! Тут уж мои люди поняли, что не на их стороне сила, и побросали оружие, а этот злодей оружие собрал, возы мои отобрал, а меня взашеи прогнал.

- И что на возах было?

- Да чего только ни было! Ты ведь, небось, про торг в Астрахани слыхал? Туда со всего свету привозят товар. И из Персии, и из Чины, и из Индии, и из Хивы с Бухарой... Там и шелка, и парча, и камка, и златотканье, и прочее узорочье...

- Ясно. В общем, ткани и наряды, верно?

- Да, - кивнул купец.

- И что, не попадалось тебе за то время, что ты тут сидишь, ничего из твоего товара?

- Да вроде нет; только тут ведь я по рынкам не хожу! Какой тут торг?

- Ну, а что за мужик-то был? Как выглядел?

- Да я как-то не разглядел, - потупился купец. - Вроде, молодой, высокий... А, может, и невысокий. Ты сам-то, боярин, не пытался разглядеть кого, когда на тебя со всех сторон луки да пищали смотрят?

- Пытался, и не раз, - легко отозвался Хилков. - В дозор, думаешь, зачем ходят? Там и под пушками вражеские доспехи, наряды да знамена разглядывать приходится.

- Ну, тебе, стало быть, такое не в новинку, а меня до сих пор пищалями не пугали.

- Неужто не грабили тебя за твою жизнь? - удивился боярин.

- Да я по большей части с другими купцами ходил, на большой обоз кто позарится? А тут уж давно никуда не ездил - слыхал, небось, в Астрахани ведь Самозванец сидел, там с Москвой торг никудышный был! - и вот что-то жадность обуяла, дай, думаю, попробую...

- Ну, вот и попробовал, - без особой жалости заключил Хилков.

- Так ведь Поле прошел - ничего; а там всякого лихого люду куда больше бродит! До самого Тамбова добрался спокойно. Думаю, ну, все, дальше-то уж спокойные земли - ан нет, на тебе!

- Ну, а охранники твои нынче где? - вернулся к расспросам Хилков.

- Да кто их знает? Они ведь, как поняли, что мне им теперь платить нечем, так и разбежались. Может, к кому другому в охрану устроились, а, может, к тому же Сидорке в шайку подались.

- А с чего ты взял, что тебя именно Сидорка Рябой ограбил? - спросил Хилков. - Ты же его не разглядел!

- Так я и не разглядывал - на кой мне! А что это Сидорка, он сам сказал, когда отпускал. "Идите, говорит, и помните доброту Сидорки Рябого".

Хилков переглянулся с Матвеем.

- Любопытно. Ну, а ты, - он обратился к соседу Третьякова, - как пострадал?

- Ты, боярин, все одно ведь узнаешь, но я тебя попрошу, - Василий Фомин понизил голос, - не поставь мне в вину старые грехи!

- Что у тебя такое? - нахмурился Хилков.

- Да я ведь при Самозванце, пока он в силе был, в обозе ходил. А как разбили его, да люди его разбежались, я кое-что из обозу его сохранил, и решил купцом заделаться. А как новый Самозванец в Астрахани объявился, я и подумал ему поставщиком стать. И снедь возил, и оружие, бывало. На том и поднялся. А тут вез я из Астрахани три бочки соленой рыбы опять же зимой. Да вроде бы и добра-то немного, и с лихими людьми я всегда договариваться умел... А этот, Сидорка - мне он тоже себя назвал, - как услыхал, что я из людей Самозванца, так чуть не повесил. Я-то ведь ему сказал, что, мол, я из ваших же, что помогал таким, как он. А вышло только хуже.

- Что ж не повесил? - усмехнулся Хилков.

- Да вот почему-то передумал. Отпустил, только бочки забрал. И тоже говорит - "Помни мою доброту".

- Ну, а разглядеть ты его тоже не разглядел? - понимающе уточнил боярин.

- Прости, боярин, - потупился тот. - Вот как вешать потащили, всю жизнь вспомнил, а на разбойника посмотреть забыл.

- Ясно. Ну, что же, торговый люд, найдем мы управу на вашего Сидорку, да коли добро ваше не вернем - хотя бы за лошадей да возы он с вами расплатится, чтобы вы домой вернуться могли.

- Благодарны будем тебе, боярин! - кланяясь, купцы поднялись.

Когда они удалились, Хилков, развалясь на лавке, принялся вслух рассуждать.

- Странно, что никто ничего не приметил. Коли прозвание у Сидорки "Рябой" - стало быть, хоть лицо рябое должны были бы запомнить?

- Что ж теперь, всех рябых хватать? - предположил Матвей. Иван расхохотался.

- Да ты так половину волости в острог засадишь! Попробуем с дворянами поговорить - эти все-таки народ военный, не должны от страха глаза в рукаве забывать!

Однако с дворянами вышла столь же странная загадка: все Сидорку видели, но рассказать, как он выглядит, никто не мог.

- Да неприметный он совсем, - оправдывался один из них. - Таких из десяти десять на рынке!

- Ну, хоть, волос какого цвета? Светлый, темный? - пытался навести на мысль Хилков, но тот лишь качал головой.

- Может, если увижу - вспомню, а обсказать не могу, извини, боярин.

- Ладно, ступай, - Иван повернулся к Матвею. - Ну, вот, а ты говоришь, чего он не прячется. Да они его даже встретив не узнают! И почто ему их губить?

- Бояр расспрашивать будем? - Матвей заглянул в список.

- С ними возни много, - махнул рукой Иван. - Купца или дворянина можно и припугнуть, и окриком остановить, а эти сперва будут долго родством да чинами меряться, выяснять, а имею ли я вообще право их о чем спрашивать, потом будут разговоры о погоде да об урожае... За неделю не управимся. Хотя вот к тем, кто решился в свое имение уехать, я бы поговорил. Те, видать, посмелее, а, может, и знают поболее остальных.

- Я вот что думаю, - наконец, Матвей заговорил, сумев облечь в слова давно мучавшие его мысли. - Ежели Сидорка этот грабит купцов да бояр, он и на нас может позариться?

- Боишься, что ли? - по-своему истолковал такое начало Хилков.

- Да чего тут бояться! - вспылил Матвей. - Я о другом. Может, мы его так и возьмем: устроим засаду, а я тем временем войду в кабак, позвеню серебром, посверкаю золотом, ну, чтобы поняли его люди, что богатый гость объявился - а как он ко мне подвалит, тут мы его и возьмем!