Выбрать главу

- Ты поосторожнее со своими задумками! - напутствовал Хилков товарища и со стрельцами направился в крайний дом, а Матвей, собравшись с духом, двинул коня к кабаку.

Подскочивший холоп забрал у него поводья. Матвей вошел в душную горницу, набитую народом, и подошел к дальнему столу, за которым сидел хозяин.

- Мне бы переночевать, - негромко сказал, нагнувшись к лицу сидящего.

- Я бы с радостью, - отозвался тот, - но только постояльцев у меня нынче много. Вот только что приехал еще один, занял последнюю светелку, что для бояр держу.

- Так, может, я с ним договорюсь? Я человек не гордый, - Матвей выложил на стол полтину серебром.

- А вот и он, договаривайтесь! - хозяин указал на дверь, а когда Матвей перевел взгляд на серебро, того уже на столе не было.

В горницу вошел молодой - лет тридцати - невысокий, но складный человек, одеждой и поведением более напоминавший польского шляхтича. Гладкие русые волосы, тонкие усы, бритый по-польски подбородок - и при этом мягкий голос и обходительные повадки.

В душе Матвея что-то екнуло. Конечно, справедливо говорилось, что нынче много таких стало, но уж больно походило описание Сидорки на этого человека. Неожиданная удача. Вот только удача ли?

Матвей не страдал излишними рассуждениями, однако после всего, что он наслышался, не мог не задуматься. Может, они поменялись местами, и это Сидорка теперь охотится на него?

Вошедший вел себя так, как будто был давним знакомцем всех, сидящих в кабаке. С ним здоровались, звали к столу. Когда он уселся за стол у окна, к нему подбежала дочь хозяина, накрыть скатертью.

Не теряясь, он ухватил ее за руку, усадил рядом с собой:

- Люба моя! Да разве ж дело такой красавице весь век в земле копаться? Пошла б со мной - на пуховых перинах бы ночевала, забот бы не знала, век бы тобой любовался...

Девица вырвалась, убежала, зардевшись.

Матвей подошел к нему.

- Слышь, гость, ты, говорят, последнюю светелку забрал, а мне бы переночевать?

- Так тут и до города недалеко, засветло доедешь, - отозвался тот нелюбезно. Видимо, все-таки не знал о засаде.

- Мне в ночь в дорогу, а из города не выберешься до света, - объяснил Матвей терпеливо. - Так что - уступишь угол?

Матвей ненароком распахнул свой охабень, обнажив кошелек, и уселся напротив Сидорки. Судя по на мгновение вспыхнувшему и погасшему огню в глазах, он не ошибся в своем предположении.

Сидор тут же опустил глаза, потом и вовсе отвернулся, стал смотреть в окно.

- Храпишь?

- Да вроде нет.

- Ну, ночуй, что одну ночь не потерпеть хорошего человека.

- Как тебя звать? - решил все-таки уточнить Матвей.

Сидор вновь повернулся к нему, поглядел в глаза.

- А на что тебе? Вряд ли свидимся еще когда-нибудь. Я вот твоего имени не спрашиваю. Ну, и ты моим себе голову не забивай.

Им принесли вечерять. Хозяин, пользуясь своим правом кабацкого промысла, пытался вручить им и хмельные напитки, но ни Матвей, ни Сидор не поддались искушению. Матвей весь был как на иголках, думая, как бы себя не выдать, а Сидор, похоже, готовился к ночному делу. Однако на еду они налегли изрядно.

Матвей лихорадочно размышлял, как поступить. Конечно, можно было позвать стрельцов, но что Сидор предпримет в кабаке? Может, устроит драку, да и уйдет в свалке? Лучше было дождаться ночи.

Сидор ушел первым. Светелка их располагалась на самом верху, покатые стены ее были скатами крыши. Он улегся на лавку, оставив второму гостю кровать, и старательно притворился спящим.

Вскоре пришел и Матвей.

Отвернувшись к стене, Сидор исхитрился повернуть голову так, что краем глаза мог следить за своим соседом. Тот готовился ко сну. Снял охабень, под которым Сидор успел разглядеть дорогой кафтан и увесистый кошель, привешенный к поясу. Стянул сапоги, поставил их возле ложа.

Сапоги Сидора не занимали, а вот кошель явно был не пустым. Позвякивая при каждом повороте боярина, он возбуждал самые грешные мысли.

Наконец молодой боярин отцепил саблю, положил ее в изголовье и, не раздеваясь, улегся на лежанку.

Сидор подождал. Боярин, видимо, спал, укрывшись своим охабнем по самую шею и иногда сладко похрапывая.

Наконец, устав ждать и решив, что сон его соседа крепок, Сидор поднялся и осторожно приблизился к его кровати. Кошелек висел с левого бока, со стороны, ближней к стене. Сидор, чуть дыша, приподнял охабень боярина с дальней стороны - и вдруг почувствовал, что в грудь ему упирается что-то железное.

- Это пистоль, - спокойно сообщил Матвей, открывая глаза. - Знатная вещь. Кремневый замок, с двадцати шагов пробивает любой доспех.

- Я встречался с такими, - Сидор отступил на шаг, облизнув пересохшие губы. - У ляхов такие были. У тебя голландский?

- Тульский. Но по голландскому образцу.

Матвей сел, не отводя пистолета.

- Теперь поговорим? - предложил молодой боярин, указывая на стол. Если бы Сидор бросился сейчас на него, Матвею оставалось бы только молиться, чтобы пистоль не дал осечки. Но Сидор, видно, и впрямь знал, что на него смотрит, и решил не искушать судьбу.

Обойдя стол, он уселся на лавку с дальней от Матвея стороны. А боярин, держа пистолет перед собой, сел напротив. Их разделял стол; в слабом свете, падающем из окна, все казалось ненастоящим и призрачным.

- Засвети лучину, - попросил Матвей. - А то ночь длинная, скучно сидеть впотьмах.

Глава 4. Дорога к крепости.

Они сидели друг напротив друга, за столом, разглядывая соперника в свете лучины.

- Стало быть, Ванька из людей Трифона Ивановича на тебя работает?

- Тебя это не касается, - хмуро отозвался Сидор. - Подловить ты меня подловил, а вот все остальное - не твоего ума дела.

- Слушай, ты бы не наглел! - не выдержал Матвей. - А то рука дрогнет, могу и пристрелить ненароком.

- А и пристрели, - сидевший напротив Матвея человек опустил голову. - Все равно этим рано или поздно закончится.

В душе Матвея шевельнулась жалость.

- А почему тебя Рябым прозвали? - спросил он более дружелюбно.

- Я в детстве оспой переболел, на лице рябинки появились. С возрастом рябинки прошли, а кличка осталась.

По крайней мере, Матвей не ошибся. А то он так и не был до конца уверен, тот ли ему попался, кого они ищут.

- И что ты, с детства промышляешь разбоем?

Сидор поднял на Матвея лукавый взор.

- Ты, боярин, меня рано допрашивать стал. Еще неизвестно, как там дела обернутся. Выйдешь ли ты живым из кабака.

Не сводя глаз с пойманного разбойника, Матвей скосил взор в окно. Вокруг дома было тихо. Но и подать отсюда знак своим он тоже не мог.

- А кто мне может помешать?

- Неужто ты думаешь, что я один пришел? Да у меня знакомцы за каждым углом! Ну, да, с тобой я дал маху, захотелось старые навыки вспомнить. Смотрю, приехал боярский сынок, не знает порядков наших, серебром разбрасывается - грех такого не потрясти. Решил я тебя в одиночку взять. Кабы ты не проснулся, так и не узнал бы, куда у тебя кошель делся.

- Так ведь и я не один пришел, - улыбнулся Матвей.

- А! - понимающе кивнул Сидор. - Так это вы давеча из Москвы приехали? Мне надо было догадаться. Да жадность обуяла... Ну, и гордыня. Не зря жадность и гордыню смертными грехами называют... Видать, для меня они и правда смертью обернутся.

- А ты, никак, христианский закон знаешь? В церковь ходишь? - ехидно спросил Матвей.

- Хожу, а то как же. И вклады немалые делаю. Только души без нужды губить не желаю.