- Эмре, мне на самом деле нечего рассказывать. Потому, что я ничего не делал, просто плавал.
- Ну как же нечего, брат. Ты же все-таки что-то делал все это время?
- Делал, – согласился я и подлил виски себе и ему – лежал и смотрел в небо – то в голубое, то в черное. А иногда я не замечал, как из голубого оно превращалось в черное. День сменялся ночью и возвращался снова, а я все лежал и смотрел вверх. Я мог лежать так день, иногда два, бывало и больше. В общем, ничего интересного.
Как я мог объяснить ему, что я тогда испытывал? Как я мог ему описать ту пустоту, ту темноту, ту тишину, что поселились внутри меня. Сначала я старался не думать о Санем, потом я запрещал себе думать о ней, потом я заставлял себя думать, о чем угодно, только не о ней. И так я смог протянуть первую неделю. А потом в моей голове жила только она. Везде и всюду. Я закрывал глаза и видел ее смеющееся лицо, развевающиеся на ветру волосы, манящие губы. Открывал глаза, но она не исчезала, она отражалась в небе, в облаках. Иногда я видел в ее глазах обиду, слезы, и тогда совершенно терял голову, готов был броситься в воду и пойти ко дну. Первое время меня спасал только алкоголь. Он был для меня обезболивающим лекарством. Только как любое лекарство имел побочное действие, я забывался и падал в темноту, в которой не было Санем. Поэтому через какое-то время я отказался от него, не в силах выжить хотя бы одну ночь без моей любимой. А еще я думал, вспоминал. Каждый миг, проведенный с ней, каждое ее слово, каждый ее жест. Разлука с Санем показала мне, насколько ничтожными были все причины наших ссор, не стоили они ни ее слез, ни ее страданий. Я готов был развернуть судно и вернуться, упасть к ее ногам и просить прощения, но потом вспоминал о бездыханном теле Йигита и все теряло смысл. Я думал о том, что такой человек как я: злой, неконтролируемый, ревнивый, недоверчивый, несдержанный не достоин находиться рядом с Санем, любить ее, прикасаться к ней.
«Ах, мама, бесценная моя, дорогая моя мама. Как ты могла украсть у меня год жизни? Как ты могла позволить мне пройти через эти круги ада!».
Я сходил с ума, когда в моей голове возникала госпожа Хюма. Нет, я не злился на нее. Я давно вычеркнул ее из жизни и никогда и ничего хорошего от нее не ждал. Я злился на себя. Как я мог довериться ей снова? Как я мог быть настолько слепым, чтобы не заметить ее игры. Но я это заслужил. Моя ревность, затуманившая мне мозг, отравившая мое сознание виновата в случившемся. То есть, я сам виноват. Поэтому и говорить не о чем.
Я посмотрел на Эмре. Он молча потягивал виски, уставившись в одну точку:
- Не спи, сынок! – я похлопал его по плечу. – Давай рассказывай, ты обещал.
- Обещал, значит расскажу – голос Эмре звучал очень тихо, даже глухо. – Хотя не знаю, что именно ты хочешь узнать? Мы с Лейлой только приехали домой из больницы, когда позвонила мама Мевкибе. Мы так и не поняли, что случилось, она что-то кричала, просила Лейлу приехать, говорила, что с Санем что-то случилось. Когда мы приехали, застали странную картину – Санем сидела на кровати, смотрела на небо и молча раскачивалась из стороны в сторону. Я такое только в кино видел. С ней разговаривали, звали ее, всячески пытались привлечь ее внимание, но она как будто не видела никого. А потом вдруг раздался звонок. Она подумала, что это ты, схватила трубку, но там естественно был не ты. А она все стояла и просила «Джан, пожалуйста, я не хотела. Джан, я не хотела этого, Джан. Прости меня». Когда мы попытались отобрать у нее трубку она обезумела, начала вырываться из рук, бежать куда-то. Звала тебя, просила прощения. Не знаю уж, что она такого сделала, но она все время просила прощения. Дошло до того, что нам пришлось вызвать врача, чтобы сделать ей успокоительное. Эту ночь мама Мевкибе и Лейла провели у ее постели. А утром, когда она проснулась ничего не изменилось. Снова звала тебя, плакала, рвалась к тебе. И так несколько дней. Нам ничего другого не оставалось, как только отвезти ее в клинику.
Эмре замолчал, а я не знал куда себя деть. Чем занять руки, чем занять себя, чтобы не встать, не выйти на улицу и не убить кого-нибудь. Чтобы не разнести все вокруг вдребезги. Я снова ощутил во рту вкус пепла и на несколько мгновений оказался снова в аэропорту Дели, заваленный этим самым пеплом. В ушах зазвенело, в голове пронеслись слова хиджры «Она уже приготовила для себя костер. Надо успеть пока пламя не охватило ее душу. Иначе не останется ничего, только пепел. Но это будет последний раз. Она не сможет больше возродиться. Все сгорит. Пепел остынет».
Я схватился за голову, пытаясь изгнать оттуда все мысли. Все! Но именно в этот момент перед глазами пронеслась картина, которая не давала мне покоя первые несколько недель, когда я уехал. Как только я закрывал глаза, видел маленькую птичку, бьющуюся в окне. Она пыталась вылететь наружу, трепыхалась, снова и снова кидалась грудью о холодное стекло, на котором отпечатались маленькие кровавые пятна. Открывал глаза и видение исчезало, а я не мог понять, то ли это сон, то ли плод моего нетрезвого воображения.
- Она пыталась что-то сделать с собой? – я не мог даже произнести вслух эти слова.
- Однажды ее нашли в кабинете врача, она стояла на подоконнике у открытого окна. – Эмре дотянулся до бутылки, налил себе виски, и передал мне. Не задумываясь, я приложился к бутылке и пил до тех пор, пока у меня не начали гореть легкие. Не знаю, сколько выпил, я не чувствовал вкуса. Эмре молча смотрел на меня пока я пытался отдышаться, а потом продолжил – С виду совершенно спокойная, в сознании. Она объясняла врачам, что теперь точно знает где тебя искать и что обязательно найдет, если они не будут ее держать. Пришлось ей сделать укол и усилить наблюдение. Но хуже всего было по ночам. Она видела тебя во сне и потом ее было не удержать, приходилось привязывать к кровати и колоть успокоительные.
Ах мама, ах... Как мне не сойти с ума по твоей милости? Как мне продолжать жить, смотреть на Санем, обнимать ее? Как будто ничего не произошло, как будто не было этого года безумия и тоски.
- Госпожа Хюма хоть раз навестила ее в больнице?
- Мама часто ходила к ней, вместе с мамой Мевкибе. Она переживала очень, я даже не ожидал, что она так близко все примет к сердцу.
Я посмотрел на Эмре и еще раз подумал о том, чтобы рассказать ему правду, но не решился. Мой брат не заслужил того, чтобы его любимая мамочка оказалась настолько ничтожным двуличным человеком. Я же, молился, чтобы эта женщина никогда больше не оказывалась на моем пути. Ни она, ни этот ничтожный псих Йигит.
- Иногда мне безумно хочется прожить вашу любовь – неожиданно сказал Эмре – пусть даже она полна страданий. Но потом, я понимаю, что не каждому дано это выдержать.
- Нашел чего желать, – я посмотрел на телефон, мне безумно захотелось услышать голос Санем.
- Ты знаешь, я очень люблю Лейлу и она меня любит. Но я вот думаю, смогла бы она сохранить в себе любовь, если бы ей пришлось пройти через то, через что прошла Санем. И смог бы я все еще любить ее, если бы прошел твой путь. Наверно нет. А вы смогли.
Голова кружилась, совершенно не слушалась меня. Я не понимал, то ли я был пьян, то ли зол до одури, а может это просто адреналин бежал по венам смешавшись с алкоголем. Внутри все кипело.
- Джан, – Эмре оказался совсем рядом. Пойдем, я тебя провожу наверх.
- Эмре, брось. Скажи лучше, что мне делать? Как мне жить со всем этим?
- Не знаю, брат. Просто не допусти того, чтобы страдания Санем оказались пустыми. Она заслужила счастье, не позволяй прошлому все испортить.
- Ты думаешь, она сможет быть счастливой рядом с таким ничтожным человеком как я? Может будет правильнее отпустить ее?
- Брат, правильнее, конечно, будет отпустить ее. Еще правильнее было бы, если бы вы вообще не встретились. Но вы встретились. И теперь нет Санем без Джана, также как нет Джана без Санем.
- Правильно говоришь, брат, — это последние слова, которые я помню.
Очень хотелось пить. Голова гудела, во рту пересохло. Судя по тому, что тело совсем не хотело меня слушаться, я был все еще пьян. Оглянувшись вокруг, я непроизвольно улыбнулся. Эмре в своем репертуаре: он поставил включенный ночник на ночной столик, так чтобы тот освещал комнату, но не мешал мне спать. На тумбе рядом с кроватью стояла бутылка воды. Рядом с бутылкой лежал конверт, который я так и не осмелился вскрыть. Телефон валялся рядом на подушке.