— Их ребенок тоже плакал?
— Постоянно, — ответила госпожа Смит, бросив мрачный взгляд в сторону шатров. — Он кричал добрую половину ночи, и так каждую ночь. Пока не перестал дышать.
— Он умер? — испуганно спросил Смит.
— За время нашего путешествия он четыре или пять раз оказывался при смерти. Не знаю, каким недугом страдал бедняжка. Может, просто недостаточно окреп. Хилый малыш с бледным лицом и мягкими кудряшками — таким я его и запомнила. Он смотрел на вас широко раскрытыми глазами, словно знал, что ему не долго отпущено пребывать в этом мире, и остро чувствовал несправедливость.
Это произошло на пятую ночь. С ребенком случилось что-то вроде приступа. Он неожиданно посинел и умер. Просто перестал дышать. Слуги завыли, словно безумные, выхватили кинжалы и стали наносить себе раны. Проснулись и заплакали старшие дети, но мать лишь рассеянно протянула к ним руку, она сосредоточенно молилась и казалась совершенно спокойной.
Весь этот шум перебудил половину лагеря. Я тоже не спала и встала посмотреть, не нужна ли помощь, поэтому своими глазами видела, как откуда-то прибежал отец, выхватил у слуги кинжал, ворвался в шатер и перерезал горло собственному ребенку.
Я думала, что умру на месте, но не успела даже вскрикнуть, как ребенок вздрогнул, забил ножками и сделал глубокий судорожный вдох. Над ним склонилась мать, и я ничего больше не смогла разглядеть, только слышала его жалобный плач. Слуги все попадали ничком прямо в пыль и принялись стонать, и я решила, что мне там больше нечего делать, но прежде, чем уйти, я видела, как отец семейства выходил из шатра с кинжалом в руке. Никогда не забуду взгляда его черных глаз. Он не произнес и двух слов, а одна из нянек уже вскочила и бросилась за кувшином с водой и коробочкой с лекарствами. Эта нянька была высокой полногрудой девицей с волосами черными как вороново крыло. Великолепное существо. — Госпожа Смит как-то по-особому выделила последнее слово. — Вот и все. Больше ничего не удалось разглядеть, как любит говорить наша городская стража. Я едва доползла до постели, и мне всю ночь снились кошмары. На следующее утро ребенок, как всегда, капризничал, хотя казался несколько спокойнее, чем обычно, и временами замолкал, чтобы потрогать повязку на своем крошечном горлышке. Родители не заговаривали о случившемся, правда леди извинилась за причиненное беспокойство.
Как и договаривались, мы доставили их прямо к дверям гостиницы в Салеше. В последний раз я видела ребенка на руках у няньки. Он моргал своими огромными глазами, словно собирался закатить очередную истерику, и наматывал на кулачок ее черные волосы.
Нянька нисколько не постарела, она выглядит точно так же, как тогда. И кое-что еще выдало ее. Держу пари, что это она прикончила демона с кошачьей головой. Она — демоница, а я знаю только одного человека во всем мире, который имеет власть над демонами.
Что касается ребенка, то он, конечно, вырос и теперь называет себя лордом из Дома Зимородка, но шрам на горле у него остался, — добавила госпожа Смит. — Я сама видела сегодня, когда он хохотал.
— Не надо было мне снимать рубашку, — послышался спокойный голос из темноты.
Смит подскочил от неожиданности. Госпожа Смит поставила фляжку и неторопливо, с превеликой осторожностью, вытащила из-под плаща самострел. Он был больше, чем самострелы Смита, и, судя по размерам механизма и стрелы, куда более мощным.
— Ох, ну что вы, все эти неприятные вещи совершенно ни к чему, — поморщился лорд Эрменвир, выходя на свет костра. — Разве все мы здесь не друзья? Не попутчики? Разве я сделал кому-нибудь дурное?
— Вы — сын Хозяина Горы, — отрезала госпожа Смит, нацеливая на него самострел.
В тусклом свете угасающего костра лицо лорда Эрменвира приобрело оттенок потусторонней зеленоватой бледности, словно он наконец сбросил свою маску. Широко раскрыв глаза, лорд только развел руками:
— Но я же в этом не виноват, правда? Давайте рассуждать здраво. У вас, дорогая госпожа Смит, такая замечательная память, — скажите, помните ли вы, чтобы мама и папа вели себя иначе, кроме как простые законопослушные пассажиры? Не сомневаюсь, что по прибытии они щедро расплатились с караваном.
По земле поползла какая-то черная дымка, клубясь, она поднималась вверх за спиной лорда Эрменвира и принимала знакомые очертания.
— Вообще-то, это правда, — нехотя признала госпожа Смит. — Но среди караванщиков ваше семейство известно отнюдь не благодаря своей щедрости.
— Да папа уже сто лет не нападает на путешественников! — воскликнул лорд Эрменвир. — Честное слово! Мама заставила его бросить это дело. Не поручусь, что мои братья время от времени не совершают коротких набегов на караваны, — должно быть, как и все мужчины, хотят самоутвердиться, — но они просто неотесанные грубияны, что с них взять?
За его спиной прямо из тьмы возникла Балншик и посмотрела на Смита и госпожу Смит черными как уголь глазами. Ее кожа напоминала грозовую тучу, пронизанную вспышками молний, — зрелище прекрасное, но трудно переносимое. Балншик тоже сбросила маску.
— Опустите оружие, — велела она. Госпожа Смит задумчиво посмотрела на нее.
— Само собой, но только после того, как его светлость даст мне слово, что нам ничто не грозит, — ответила она.
— Даю вам слово — слово сына своего отца, что ни я, ни мои прислужники не причинят вам никакого вреда и не станут желать вашей смерти, — тут же отчеканил лорд Эрменвир.
Госпожа Смит отложила самострел.
— Это надежная клятва. Теперь мы в безопасности, — пояснила она, обращаясь к Смиту. Затем повернулась к лорду: — Я очень рада, что после всего случившегося вы все же умудрились выжить.