— Думаете, всё настолько плохо?
— Думаю, что ещё хуже. Но это лучшее, что мы можем сделать.
На ночь решили выставить охранение. Почему, рядовой полиции Сонгвон не догадывался. Другие девятнадцать служащих, назначенных на этот участок, спокойно спали, как и полагается всем цивилизованным людям четыре утра. Он бродил туда-сюда и дышал на ладони. Все, кто не был знаком со здешним климатом, ошибочно считали его жарким. Предрассветного холода хватало, чтобы продрогнуть до костей. Услышав стрельбу со стороны телеграфа и поселковой управы, он остановился. Вроде волноваться было не о чем. Приближался праздник Лой Кратхонг,[53] Удивительно, как люди могли воспринять пуск цветочных венков по реке за повод для пальбы в воздух, но у многих получалось. Потом Сонгвон понял, что ошибся. Через сумерки к отделению пробирались ещё более тёмные силуэты.
По мере наблюдения один из них стал посветлее и превратился в японского солдата. Он подошёл к двери и помахал перед рядовым листком бумаги. Полицейский смутился и удивился. Он не мог понять, с какой стати японец пытается ему приказывать. Тем более, он не знал японского языка и читать на нём не умел. Был ясный приказ – никого не впускать – и его долг совершенно очевиден. Он отказался впускать солдата.
Именно в этот момент раздражённый японец сделал фатальную ошибку. В Таиланде пощёчина считалась смертельным оскорблением, а тайская полиция и в лучшие времена трепетно относилась к своему достоинству. Когда солдат ударил Сонгвона, рядовой озверел. Инстинктивно он сделал две вещи: отшагнул назад и поднял винтовку в защитную позицию. Решив, что попытка прорыва удалась, японский солдат в то же мгновение двинулся вперёд и буквально напоролся на острие вскинутого штыка.
Сонгвон удивился, как длинный трёхгранный штык вошёл в тело врага. Усилие меньше килограмма, вспомнил он давние наставления. Легче, чем свинью заколоть. Японец негромко вздохнул и всхлипнул, как воздушный шарик, из которого внезапно спустили воздух. Когда он резко навалился на штык, Сонгвон вспомнил следующий пункт. Нажать на спуск, и отдача поможет освободить оружие. Японцы немедленно ответили огнём. Рядовой испуганно глянул на них и запрыгнул в укрытие.
Спящим сначала показалось, что началась гроза – так по зданию барабанили пули. Дежурный сержант осторожно выглянул в окно, но молний в небе не увидел. Вместо них всего в ста метрах, на опушке леса, сверкали вспышки выстрелов. Внутрь змеёй проскользнул Сонгвон.
— Японцы, — выдохнул он, — японцы напали.
Сержант немедленно просёк обстановку.
— Бери семерых. Уходите через подвал и бегите на авиабазу. Предупредите о нападении. А мы задержим их, на сколько получится.
Ненадолго, подумал он. У них было шесть винтовок, два "Ли-Энфилда", купленных по дешёвке у британцев после Первой мировой, остальные "тип 45". Беглый осмотр добавил дробовик и личные револьверы. Для боя с армейским подразделением как бы не очень. Однако все шесть стрелков уже отвечали японцам из окон. Глянув через плечо, сержант увидел, как Сонгвон и ещё шесть полицейских спускаются в люк. Из подвала уводил узкий подземный ход, выходивший на поверхность довольно далеко от участка. Они должны справиться, подумал сержант, пока мы выигрываем время.
К его собственному удивлению, они продержались целых двадцать минут. Столько японцам понадобилось, чтобы подобраться на бросок гранаты. Уже выходя из леса, Сонгвон и его группа расслышали взрывы, после чего стрельба прекратилась. Они не видели, как захватчики вошли в здание, но крики донеслись даже до них. Японцы добивали раненых ножами и штыками.
Уж если какое ночное дежурство и можно было считать подарком судьбы, так это назначение на кухню. Рано утром дружелюбные повара готовили завтрак для всей базы. Заведовала здесь добродушная женщина, всеобщая мамочка, которая считала своим долгом подкармливать "мальчиков", охранявших её владение. До завтрака – супа с лапшой и фрикадельками – ещё целый час, а "её мальчики" уже получили полную миску со вкусными овощами и тефтелями, только из духовки.
У этой заботы была своя предыстория. Шеф-повар родилась свободной тайкой, но в молодости землю, где она жила, захватили французы, которые обращались с оставшимися как с рабами. Потом, в 1941, пришла Королевская тайская армия и освободила их. Женщина помнила, как вышедшие из джунглей молодые парни в зелёной форме и необычных касках заговорили с ней на родном языке. Её помощница, молодая камбоджийка, вовсе не помнила время до оккупации. Не самая сообразительная, она всё-таки видела, что жизнь после изгнания французов стала намного лучше.