Киппер выхватил у него фон и отшвырнул в сторону, а Джейл надела Габриелу шлем. Она продолжала непрерывный инструктаж, не обращая внимания, слушает он или нет.
— Лицевая пластина будет компенсировать искажения Икарова поля; ты едва его заметишь… приборная панель сразу над и под лицевой пластиной; она будет следить за движением твоих глаз и отзываться на него. Просто смотри на то, что там тебе нужно… охлаждающая система здесь, слева… связь, все скафандры работают на одной и той же установленной частоте…
Киппер тем временем натягивал хлопалки Габриела на его руки в перчатках. Выкрикиваемые приказы и треск подлеска указывали, что бархатная рукавица правительства быстро приближается. Лес весь сверкал от оловянных солдатиков. Киппер перешел к ногам Габриела, а Джейл хлопнула землянина по макушке шлема:
— Ты готов.
Она выглянула за дверь и сразу всунула голову обратно, когда железный голос прогремел:
— Стойте, или будут приняты биоинтрузивные меры!
— Черт! Они уже здесь! Киппер затараторил:
— Тут сделано! Чудо… почти! — Габриел замахал руками, чтобы не упасть, пока Киппер боролся со второй хлопальной туфлей, никак не желающей налезать на его левую ногу. — Теперь… есть!
Увидев приближающихся цурзовцев, Джейл тотчас заперла дверь комнатушки, и не успел Габриел вернуть равновесие, как ему в руки сунули третий скафандр и шлем.
— Быстрее, пока они не заставили Идома открыть дверь! — Джейл втолкнула его в камеру воздушного шлюза. Прежде чем загерметизировать ее, женщина помедлила. — Удачи, парень. Не подпускай к нам молот.
Киппер ничего не сказал, но когда дверь шлюза разделила их, он поднял руки и хлопнул в ладоши.
Джейл только-только успела включить откачку воздуха, как дверь комнатушки начала открываться. Цурзовцы преодолели блокировку. Киппер быстро ударил по дверной пластинке — женщина едва заметила его движение. Снаружи донеслось испуганное восклицание, которое было отрезано вновь закрывшейся дверью:
— Эй, что, черт?..
Воздушный шлюз был в середине своего цикла.
Через три секунды дверь опять начала открываться. Киппер снова хлопнул по пластинке — на этот раз впустую. Оловянный солдатик успел сунуть руку в щель, и полый кончик его пальца искал мишени.
Чтобы выиграть время, Джейл пустилась на последнюю хитрость:
— Ладно, подождите секунду, мы откроем…
Поздно. Она едва почувствовала брызги усыпляющих пуль, которые вырубили и ее и Киппера.
Командовавшая цурзовка протолкнулась мимо робота в комнатушку. Перешагнув через Джейл, она с тревогой всмотрелась в окошко во внутренней двери шлюза.
— Сэр? — проговорила она в свой фон. — Думаю, мы опоздали. Внешняя дверь шлюза открыта, и скафандров не осталось.
Ответ был отрывисто-грубый.
— Тогда пошли наружу ИИ-модулей!
— Гм… боюсь, это тоже не получится. Вряд ли мы сможем открыть внутреннюю дверь…
Она только что заметила пустой скафандр и шлем, не дающие закрыться внешней двери.
Габриел стоял на уступе за дверью шлюза. В двух метрах от его ног уступ кончался почти отвесным склоном двадцатиметровой высоты. И там же кончалось действие Икарова поля. На расстоянии вытянутой руки от края уступа притяжение Тора возрастало с одного до тридцати семи «g» — достаточный скачок, чтобы разорвать человека пополам.
А внизу лежало то, что большинство коренных жителей, рожденных на Торе, никогда не видели и никогда не увидят: поверхность Тора, Наковальня. Между ней и Габриелом не было ничего, кроме трех коротких шагов и тусклого мерцания Икарова поля. Он был так захвачен этим зрелищем, что, прежде чем успел понять это, шагнул к краю уступа и посмотрел вниз.
«Наковальня в глазах». Удачный термин, ибо Наковальня приковывает твой взгляд, удерживая его своим — настолько соблазнительным и настолько могучим, что ты можешь потеряться в ее черной поверхности и никогда уже не вернуться. Теперь землянин видел, что Наковальня и не черная, как он подумал сначала, и не серая, как он думал потом. Она подобна дегтярной пленке, с блестящими радугами, врезанными в поверхность. И повсюду неуловимые, манящие отблески.
Всего шаг.
И он мог бы стоять там. Касаясь ее…
Габриел отшатнулся во внезапном страхе, чувствуя как его потянуло вниз.
«Черт, — подумал он, — это уже… на грани глупости». Наковальня в глазах.
Оторвав взгляд от Наковальни, землянин осмотрел купол. Оттуда, где он стоял, из-за кривизны купола было видно не очень далеко. На миг Габриелу показалось, что он заметил Лазаруса вверху, справа, но, присмотревшись, он понял, что это шестиногий робот-чистильщик, точно такой же, как те чистильщики, которых он видел на крышах. Ничего другого не оставалось. Землянин глубоко вдохнул и полез вверх.
Хлоп! Хлоп! Его ладони крепко приклеились. Только теперь не было звуков, лишь слабая дрожь от удара пробежала по рукам.
Он подтянулся, превозмогая страшную боль в плече и пятке, натираемой ботинком скафандра.
Хлоп! Хлоп! Снаружи алмазоволоконный купол был непрозрачным, так что Габриел даже не мог посмотреть в парк, — одна только молочная радужность заполняла его поле зрения, на фоне которой его руки казались резко очерченными тенями.
Хлоп! Хлоп!
Он взбирался все выше, и выше, и выше. Хотя наклон постепенно уменьшался, к тому времени, когда поверхность достаточно выровнялась, чтобы ползти на четвереньках, а не подтягиваться, Габриел уже был в полубреду от изнеможения. Он понял, что не сможет вернуться. Если они захотят получить его обратно, им придется выйти и забрать его.
Если только «они» еще есть где-нибудь поблизости.
Поверхность купола была почти горизонтальной, когда Габриел наконец сообразил посмотреть вверх. И там была она, Кьяра. Во всем ее великолепии. Слой за слоем алмазоволоконных куполов, встающих как кучевые облака, горящих ярким внутренним светом и затмевающих усыпанное звездами небо. Рядом с ними даже огромный купол Рейнер-парка казался карликовым.
На вершине паркового купола Габриел разглядел темное пятно. Там, черным силуэтом на фоне яркого сияния Кьяры, стоял Лазарус Уайт, руки опущены, и смотрел вверх в позе почтения. Когда землянин поднялся на ноги, Уайт повернулся, словно услышал его. Хотя лица его было не видно за лицевой пластиной, Габриел узнал бы его по манере движения. В ушах Габриела раздалось потрескивание, и шлем наполнился звуком чужого дыхания.
— Ближе не подходи.
— Лазарус? — сдавленно спросил Габриел.
Голова Лазаруса в шлеме слегка наклонилась. Его зеркальная лицевая пластина поймала солнце и запылала огнем.
— Габриел Кайли. Добро пожаловать на свободу. Нет больше ни прутьев, ни оконных стекол. Не к чему прижимать твой нос.
Это свобода. — Он говорил почти радостно, и голос дрожал от едва сдерживаемого ликования. — Они тебя послали, да?
— Нет… они не посылали меня.
— Значит, ты пришел увидеть представление! — Лазарус снова повернулся к Кьяре и отсутствующе сказал: — Ну, теперь недолго ждать, недолго.
Габриел неуверенно шагнул вперед:
— Лазарус, ты этого не сделаешь.
В граненом смехе Лазаруса звучала насмешка.
— Да неужели? Ты проделал… весь этот путь сюда, наверх, чтобы сказать, что я этого не сделаю? Вопреки всем фактам? Следи за мной…
— Подожди! — Габриел пришел в отчаяние от визгливости в собственном голосе. — Подожди.
— О, все в порядке. Я определенно не спешу. Лазарус, казалось, улыбается.
Габриел искал слова — слова, которые могли бы значить что-то для этого человека, — но все, что вышло из его уст, было:
— Черт, Лазарус, почему? Я не верю, что ты действительно хочешь уничтожить все это! Все, все, что там есть?
— Почему нет? — возразил Лазарус, его голос стал далеким. — Это заберет боль… заберет… боль. Никаких больше голосов… только тишина.
Габриел еще раз шагнул вперед.
— Я сказал, не подходи! — резко остановил его Лазарус.
— Но там четыре миллиона человек.
— Жертвы, — равнодушно сказал Уайт. — Жертвы для лжи магнатов.