Габриел вздохнул.
— Может, Элспет нашла это место случайно… а может, почувствовала его или уловила запах родины через весь парк, как я. Но она нашла тьюрангу твоего отца, зарытую здесь, под этими деревьями. И украла ее.
— И украла ее, — повторил Идом. — Она… обещала вернуть, если я дам ей планы парка.
— Она нашла, средство обойти блок.
— Нет. Иначе я бы отдал их ей. Но… я позаботится, чтобы она получила доступ в парк после темноты… после закрытия. Я сказал ей, что планы на лесах. Она должна была оставить камень внизу… она оставила, но…
— Она нарушила Закон.
— Она… блок не позволил мне дать ей то, что она хотела… Закон подразумевал, что я не могу никуда идти за помощью… Что я должен был делать? — Идом дышал часто, и на лице отражалась его внутренняя сумятица, поэтому Габриел сам продолжил рассказ:
— Ты говорил с ней по фону до самой платформы, вот почему ее фон был включен, когда ее нашли. Пару дней назад я через Изадору попросил Джейл достать мне сведения по обломкам от парковых уборщиков. Эта информация сбрасывается только раз в году, поэтому все данные еще были у них, а ты упустил это из виду. В тот день, когда Элспет нашли мертвой, роботы-уборщики собрали в три раза больше обломков, чем в любой другой день; главным образом листьев и веточек.
В полицейском отчете говорилось, что Элспет упала с высоты тридцати метров, следовательно, со второй платформы. Но я видел то место, где ее нашли. Она не могла оказаться там, если бы упала со второй платформы. Значит, либо кто-то передвинул ее, либо она упала не оттуда. Шпики должны были это увидеть, но разбираться не стали.
Была еще одна вещь, которая подсказала мне ответ. — Землянин показал на блестящее пятно в полукилометре от них. — Часы Чандры. Часы Чандры спешили на три секунды.
Элспет не падала со второй платформы, она упада с первой. Должно быть, она держалась за лестницу, когда ты повернул тумблер Икарова поля. — Габриел улыбнулся. — Ты знаешь каждую стойку, каждый стык в этом парке. Ты точно знаешь, сколько это сооружение может выдержать. Думаю, ты поднял его где-то до двух «же». Минуту назад, цепляясь за лестницу, Элспет весила шестьдесят пять килограммов, а в следующую секунду ее вес увеличился вдвое. Словно горилла прыгнула ей на спину. Эллис Куинн Макинтай так и подумал, что на него набросились, после того как его нашли без сознания в служебном туннеле. В следующие три дня ты настоял на том, что сам разберешься с сигнализацией, чтобы никто не увидел, что ты закоротил все сигналы тревоги Икарова поля. Шесть секунд при двух «же» ускорили маятник в Часах Чандры. Элспет ударилась о землю при удвоенном весе и двойной скорости. Неудивительно, что все решили, будто она упала с двойной высоты.
Теперь Идом плакал, его челюсть работала, будто жуя слова, которые не выходили наружу. Землянин печально посмотрел вдаль. Горе Идома было его личным горем, и Габриел не имел права вмешиваться. Наконец Идом немного успокоился, и Габриел снова заговорил.
— Никто никогда не приходит сюда, не так ли? — сказал он, глядя на ветки над головой.
— Редко, — улыбнулся Идом сквозь слезы. — Есть древний архитектурный термин, известный как «линии желания». Он означает естественные тропинки, проложенные людьми, когда они… срезают угол, например, или пересекают газон между двумя дорожками или живую изгородь — любое место, где люди выбирают иной путь, чем предусмотренный планировкой. Хороший архитектор может предвидеть эти линии желания и включить их в план. Я позаботился о том, чтобы это место было в самой дальней точке от всех линий желания в парке. Шансы, что кто-нибудь наткнется на него, были ничтожны. Единственно, кто приходил сюда, — это дети.
— И Элспет.
— Да.
— Ты забыл еще кое-что.
— Еще кое-что?
— Первыми линиями желания были тропы, выбранные Предками, когда они спели Создание. Их Линии Песен были первыми линиями желания и предшествовали всем остальным. Думаю, ты услышал одну из них, не понимая этого, и последовал за ней, и почувствовал джанг в этом месте. Я думаю, так было и с твоим отцом. И я думаю, так было и с Элспет.
Идом вздохнул:
— Что ты собираешься делать?
— С тобой?
— Со мной.
— Ничего. Ты не убивал Элспет. Гнев убил Элспет. Ее гнев и гнев старой женщины, оплакивающей любимого. Я убил ее тем, что не слушал.
— Но как же закон?..
Габриел запрокинул голову и засмеялся.
— А что закон, Идом? Ты хочешь, чтобы я и дальше бежал по этому кругу? Слушай, двадцать два года назад один старик убил меня, чтобы спасти мне жизнь. Я провел девятнадцать лет, перебегая с планеты на планету, чтобы он не достал меня, потому что не понимал. Ах, приятель, ты считаешь себя таким чертовски важным, когда тебе семнадцать, и лезешь на рожон. Я ненавидел Старика всю свою жизнь. За то, что он устанавливал эти чертовы правила, этот чертов Закон! Я не понимал закона, потому что не знал закона, его закона. Закон не просто набор правил, это… понимание. Понимание, которое поднимается к тебе через подошвы ног от сердца всех вещей. Моя бабушка пыталась объяснить мне это перед смертью, но я не понял. И сам Старик пытался объяснить — в последний раз, когда вообще разговаривал со мной, но я не… слушал. Я даже не дал ему говорить. И он умер, зная, что я думаю, будто он пытался убить меня.
Габриел вытер глаза, покачал головой:
— Он знал. Он знал, куда отправилась Элспет, и пытался спасти меня, чтобы я мог спасти ее. Он спас меня. Без него я бы умер позапрошлой ночью в офисе Саксона Рейнера. Но я не слушал и добрался сюда слишком поздно.
Я не смог спасти Элспет. Я не смог спасти Элоизу Амие. Я не смог спасти Лазаруса Уайта. Возможно, я даже не спас Эллиса Куинна Макинтая.
Всякий круг имеет конец, Идом. — Землянин скорбно улыбнулся и пожал плечами. — Он кончается там, где ты решишь остановиться. Прямо здесь.
Дядя Буль, Старик, бабушка Лалуманджи, Элспет… все это один и тот же человек. Они — часть меня. Те, кого мы любим, — часть нас. Мы рождаемся целыми, но пока идем по жизни, части нас облетают, обнажая нас, оставляя нас голыми. Нагота — вот что причиняет боль, но она и приближает нас к тому, кто мы есть.
Землянин посмотрел вверх. Штопор сиял очень ярко, и звезды были как следы ног. Он окунулся в тысячи ландшафтов, тысячи долин и лесов, пустынь, океанов.
— Старик. Он отправил меня в потрясающее путешествие, — удивленно сказал Габриел. — Мы можем убегать… и я убегал. Но к нему или от него, к себе или от себя. Это и есть выбор, не так ли? Оба пути причиняют боль. Каждый путь ведет нас через шипы и через острова солнечного света. Я просто пытался найти свой путь. Мы все просто пытаемся найти свой путь, Идом. Как в лесу, когда идешь по следу. И однажды, я думаю, мы все видим, что ничто не ждет нас в конце этого пути, кроме нас самих. И это хорошо. Так и должно быть. День, когда ты это поймешь, — это тот день, когда ты поймешь, что никогда на самом деле не терялся.
Идом не поднимал головы.
— Ты знаешь это наверняка? Ты уверен в том, чтр говоришь?
— Нет. — Габриел криво усмехнулся. — Нет. Это просто картинка. И надежда.
— Надежда всегда есть. — Да.
Сам не зная почему, Габриел наклонился и поцеловал человечка в лоб. Потом встал и, подобрав одежду, пошел к краю поляны. Там, в хорошем месте между двумя плоскими камнями, он положил семечко паракильи, которое было среди вещей Элспет. Он вдохнул аромат австралийских колючек и камеди, горькой сосновой живицы и сладкой травы, который струился по холму к Часам Чандры.
— Столько жизни, — пробормотал землянин.
И с этими словами он вышел из Рейнер-парка в последний раз.
Но частичка Нериты Элспет Кайли всегда будет лежать тут, вдали от дома, но связанная нитью Песни с терпеливой страной. И ждущая.
Ждущая дождей.