— О нет, — в ужасе прошептала она. Дребезжание внутри кружки прекратилось, сменившись скрежетом. Что-то коснулось кожи Изадоры между указательным и средним пальцами. Оцепенев, женщина смотрела, как оттуда высунулась длинная, блестящая игла и крохотные капельки жидкости брызнули на ее запястье.
Изадора с криком отшвырнула кружку. Та ударилась о стену, но, не долетев до пола, взмыла вверх и полетела прямо на нее.
Всхлипывая от ужаса, женщина бросилась к душевой кабине. Ввалившись внутрь, она хлопнула по ладонной пластинке, и в этот самый момент кружка со стуком упала на пол, и раздался уже знакомый комариный писк. Изадора повернула голову. Двери кабинки смыкались, обозначенные сужающимся прямоугольником света. В центре этого прямоугольника что-то неслось к ней, а из дырки в верхнем левом углу выходила вторая тварь.
Двери душа захлопнулись, и Изадора съежилась на дне кабины.
Бум! Бум!
Их было видно сквозь полупрозрачные двери душа, два черных неясных пятна как два отпечатка пальцев. Они ползли, один — вверх, другой — вниз.
— Убирайтесь от меня! — закричала Изадора. — Убирайтесь!
Она слышала постукивание их многочисленных ножек по двери. Но вот оно прекратилось, и снова раздался скрежет. Они справятся с тонким пластином за несколько секунд.
«Думай! — приказала себе Изадора. — Думай!»
Эти твари вошли в ее квартиру ночью, вероятно, через вентиляцию. Они не тронули животных, а это значит… Что? Что они знали, что ищут?
Контуры шершней становились резче по мере того, как они шли на нее сквозь полупрозрачный пластин, словно выходили из тумана.
Изадора схватилась за волосы, пытаясь не смотреть. Должен быть выход, должен быть! Как работают их глаза? Реагируют на движение? Нет, не то бы шершни погнались за животными. Может, они, как полицейские роботы, тоже видят в инфракрасном диапазоне? Изадора постаралась вспомнить все, что читала на эту тему.
Скорее всего так. Если они пришли ночью… кто бы ни послал их, он ожидал, что в квартире будет темно. Они должны искать тепловое излучение ее тела. Возможно, есть шанс.
Судорожно дыша, Изадора завертела ручки настройки душа. Она установила воду на «вертикальное одеяло» и на самую высокую температуру, которая была на шкале, затем хлопнула по пластинке «Пуск».
Ничего не произошло, только спокойный женский голос сказал:
— Вода установлена на температуру выше человеческой переносимости.
— Открывай! Пускай эту чертову воду, ты, скотина! — Изадора заколотила по пластинке «Пуск». — Убрать защиту! Убрать защиту! — закричала она и бросилась спиной к задней стенке. Крик застрял в ее горле.
Из двух дырок в дверях душа высунулись две головки, пожирая ее своими блестящими глазами-бусинками, как у миниатюрных циклопов.
— Температура установлена на семьдесят восемь градусов Цельсия, — бесстрастно известил голос. — Пожалуйста, подтвердите.
— Подтверждаю, — прошептала Изадора. Ничего не случилось.
Из-за голов вывернулись ножки, зацепились за края дыр и потянули серебряные тела вперед. Между дьявольских маленьких зубов нетерпеливо высовывались и всовывались иглы.
— Подтверждаю! — выкрикнула Изадора.
Мгновенно с потолка в центре душа обрушился полуметрового диаметра цилиндр обжигающей воды. За считанные секунды кабину заволокло паром. Изадора вжалась в стену, но горячая вода больно брызгала по ногам, и женщина встала на цыпочки. Стон, сорвавшийся с ее губ, звучал наполовину болью, наполовину страхом.
Сквозь клубы пара и водяную пыль она разглядела двух шершней, парящих на уровне плеча. Они были от Изадоры меньше чем на расстоянии вытянутой руки. По тому, как они вращались то вправо, то влево, было ясно, что горячая вода и пар сбили с толку их теплочувствительные глаза. Они сместились немного влево, потом, казалось, передумали и снова остановились в дверях.
Ее уловка сработала. Во всяком случае, на несколько секунд. Изадора не сомневалась, что скоро они полетят вокруг воды, чтобы отыскать ее.
Один из шершней медленно полетел вправо. Если бы только второй двинулся в ту же сторону. Пока он остается на месте, ей не выйти. А через три секунды тот, Что летит, обогнет водяной столб и увидит свою добычу.
«Пожалуйста, пусть второй движется, — взмолилась Изадора. — Пусть движется».
И он двинулся. Прямо сквозь воду к ней.
Плача от боли и ужаса, Изадора бросилась вдоль стенки кабины, следя, чтобы между ней и шершнями оставалась вода. Она добралась до дверей, нащупала ладонную пластинку. Едва двери за ее спиной разошлись, женщина повернулась и побежала, снова хлопнув по пластинке, чтобы кабина закрылась. На третьем шаге мокрые ноги выскользнули из-под нее, и Изадора упала на пол, ударяясь о дверь ванной.
— Нет! — закричала она, дотягиваясь до пластинки. Как только дверь начала открываться, женщина на четвереньках протиснулась в щель и помчалась к входной двери. Сзади донесся высокий писк — твари выбирались из своих дыр.
Изадора бросилась на дверь, исступленно царапая ее ногтями, пока та неторопливо открывалась. После комнатного полумрака коридор казался очень ярким. Ныряя в проем, Изадора уже знала, что не успеет. Писк над ее ухом вырос до пронзительного визга. Легкий ветерок коснулся шеи, словно бабочка взмахнула крыльями.
Упав, Изадора проехалась по гладкому полу и затормозила, ударившись о противоположную стену. Инстинктивно она подняла колени, зажала локтями голову, свернулась в эмбриональный комочек, как будто это могло ее защитить. Не дыша, она ждала укола первой иглы, входящей в ее плоть. А затем…
Ничего.
Изадора боязливо высунула голову и оглянулась. Они были там. Парили в дверном проеме, два зловещих скарабея, ножки поджаты, глаза сфокусированы на ней. Твари не пытались напасть на нее, они просто парили, ожидая. Ожидая чего?
Постепенно до нее дошло. Должно быть, их запрограммировали не покидать ее квартиру во избежание случайных жертв.
Изадора не знала, смеяться ей или плакать. Ей хотелось показать им нос, строить рожи, издеваться над их внезапным бессилием. Взяв себя в руки, женщина встала. Ее халат промок, ступни были ярко-красные, ошпаренные. С опаской она приложила ладонь к пластинке. Дверь закрылась. Только тогда Изадора дала волю слезам, прижавшись лицом к холодной мрамелиновой стене. Ее тело затряслось от рыданий. Она жива. Она уцелела. Но тут новая мысль пришла к ней, и женщина задохнулась.
— Чуен!
Ли Чуен купалась в Дебюсси. Ноктюрн «Сирены» был ее любимым. Маленькое «Звук-Облако» на шее создавало оболочку музыки вокруг головы, а звукозаглушающее поле блокировало все наружные шумы.
Возвращаться домой в подвесном такси в полшестого утра было для Ли Чуен обычным делом. Она вообще предпочитала работать ночью, когда город тих и омыт серым светом, а единственная яркость — это Штопор, кровоточащая феерическая пыль поперек ночного неба.
Этот вечер Чуен провела с Анжелой, флегматичной Анжелой, которая крепко держалась сепаратистского идеала, никогда не питая сомнений, которые мутили минуты раздумий Чуен. Однажды Чуен побывала на родине Сестер Таниты на Зулейке — в этом однополом Эльдорадо, свободном от патриархата и посвященном единственному истинному принципу природы — принципу гинократии.[2] Чуен два года копила деньги, чтобы попасть туда, а попав, увидела маленькую неряшливую страну, наполненную той же мелочной завистью, пороками и политикой эгоизма, которые остались дома. Велись кампании с решительными обещаниями прав свободного оплодотворения, скрещивались мечи в дебатах по нравственности процедур внематочного оплодотворения и экзогенеза.
Чуен выдержала шесть месяцев, пока разочарование не заставило ее собрать вещи и тащиться домой на Тор на древнем грузопассажирском корабле.