Водителя не было, машина работала в полностью автоматическом режиме, и после того как Изеки пробормотал ей место назначения — которого Изадора не расслышала из-за его никотинового корня, — он смог повернуться к женщинам. При виде переносных клеток его брови цинично поднялись.
— Это из-за них была вся эта суета? — хмыкнул Изеки и уселся обратно в кресло. — По крайней мере, — самодовольно заметил он, — мы стряхнули ваш хвост.
Чуен фыркнула:
— Выбраться из «червяка» и сесть в полицейскую машину на открытой улице — это Он называет «стряхнуть наш хвост»?
Изеки ухмыльнулся — первое подобие улыбки, которое Изадора видела на его лице.
— Знаете, чем примечательны «З» и «Р» Центрального? Им, чтобы отрезать ломтик ветчины, нужен промышленный лазер. Это перетренированные асы, у которых слишком много игрушек и слишком много людей. С другой стороны… — лицо его стало серьезным, — это компенсируется их полнейшей бессовестностью. — Офицер показал на пустой теперь воротник Изадоры. — Вы припомните как следует, что вы говорили последнее время, потому что законы там про частную жизнь или что другое, а я готов поспорить, что в последние двадцать четыре часа вы были не одни.
Изадора молча переваривала это остаток пути.
Изеки жил на западном краю Зеленого сектора, возле быстроферм. Его квартира находилась на девятом этаже. Когда офицер открыл дверь, взору женщин предстал молодой парень, стоящий у кухонной стойки, чем-то похожий на Изеки. Стойка перед ним была завалена овощами и синтетическим мясом и заставлена разными кастрюльками и мисками. Увидев Изеки, парень виновато вздрогнул.
— Исаао! Что ты здесь делаешь? Почему ты не на работе? Что-то случилось? — Неподвижное лицо Изеки вдруг оживилось тревогой.
Исаао весело улыбнулся:
— Сегодня День Муки, работаем полдня. Айша пошла гонять шайбу, а наш телевизор все еще сломан. Праздник Дня Муки, — услужливо повторил он.
— Верно, — с досадой протянул Изеки. — Твой босс ведь из Церкви Рога Изобилия. — Он неодобрительно посмотрел на заваленную стойку. — А это?
— Да так… пробую кое-что, — неопределенно сказал Исаао. Затем его взгляд остановился на женщинах. — Привет! — Он помахал рукой. — Я живу наверху.
— Привет. — Изадора с любопытством рассматривала его. Раньше ей доводилось только читать о синдроме Дауна, и потребовалось несколько минут, чтобы узнать сопутствующие ему физические признаки. Эпикантус был не так заметен в и без того азиатских чертах лица Исаао.
— Это мои друзья. Это… э… Изабелла, — офицер показал на Изадору, — а это, — он указал на Чуен, — Дорис.
Чуен давно уже вышла из ступора и наградила его взглядом, полным чистейшего яда.
— Ну, раз ты пробуешь кое-что, то попробуй и убрать все это. — Изеки крутнул пальцем. — А потом иди домой. Уверен, ты был здесь всю ночь.
Офицер поманил женщин и повел их мимо кухонной каморки в гостиную. Там он испустил громкий стон и крикнул через плечо:
— И если уж включил телевизор, то хотя бы смотри его!
— Хоть кто-то в вашей семье умеет себя вести, — съязвила Чует
— Вы готовите только вручную?
Изадора обратила внимание на отсутствие функционального пищевого аппарата.
Изеки похлопал себя по пузу:
— А разве не видно?
Этот самоуничижительный юмор застал Изадору врасплох. И от неожиданности она даже не сразу заметила Окна, которыми были увешаны все стены в гостиной. Окон было больше дюжины с самыми разными видами, в том числе и морскими. Были представлены несколько из Семнадцати Планет: Изумрудная долина на Денубе, узнаваемая по облаку малиновых ветророз, дрейфующих над верхушками деревьев; плоская, свинцово-серая равнина Зулейки, испещренная лимонно-зелеными побегами ползучего сорняка. А над автоматом с напитками — да, морской пейзаж, косяк сфероидных рыб-луковиц, пересекающий лазурные воды Л ас-Пальмаса. Еще там были леса, луга, покрытые снежными шапками горы и картины вздымающихся пустынных дюн.
Однако прежде чем Изадора успела рассмотреть их все, офицер уже открыл дверь в дальнем конце гостиной:
— Сюда…
По всем признакам это была комната для гостей. Ее стены украшали несколько стандартных Окон с непримечательными пейзажами. Единственное настоящее окно легко распознавалось по комплексу раскинувшихся внизу быстроферм.
Изеки показал женщинам, где что находится, и оставил их одних устраиваться. Изадора надеялась, что подруга не заметила ее колебания, когда офицер спросил, не против ли они спать на одной кровати. Но то, как Чуен демонстративно водрузила в центре кровати клетку с гелиосской лаской, показывало, что она заметила, и служило немым упреком. Чуен мог не нравиться выбор других людей, когда он противоречил ее желаниям, но уважать его она уважала.
Когда дверь за Изеки с тихим шорохом закрылась, Чуен бросилась спиной на кровать и закрыла глаза.
— Ничего себе «комната с видом»! По крайней мере у него есть приличный терминал, — сонно пробормотала она. Через несколько секунд Чуен уже спала с открытым ртом, тихо похрапывая. Она выглядела очень молодо.
Хотя Изадора устала не меньше подруги, ее усталость только прогнала сон. Она опустилась на край кровати, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Потом обняла себя за плечи, лелея незнакомое эмоциональное оцепенение. Изадора ждала, что будет плакать, злиться, ругаться на несправедливость, которая выбрала ее для противостояния неумолимому врагу — может быть, не на жизнь, а на смерть. Головокружительный восторг, возбуждение, переполнявшие ее всего двадцать четыре часа назад, ушли. Как и смятение, которое сменило их.
Спустя какое-то время навалилось настоящее изнеможение, и наступил момент, когда ее напряженные мышцы расслабились, смятение вновь заявило на нее свои права, и Изадора приняла его с грустным смирением, в котором все же не было обиды.
Когда через полчаса она открыла дверь, оказалось, что Изеки притушил лампы, поляризовал наружные окна и удобно устроился на стенном диване со стаканом чего-то красно-лилового и, вероятно, алкогольного. Комната была залита голубым светом от морского пейзажа Лас-Пальмаса.
Изадора выкатила кресло от компьютерного стола и села под углом к Изеки, чтобы видеть пейзаж.
— Вы бывали в этих местах? — спросила она.
— Нет, не был, — буркнул офицер. — Функция, зажечь свет.
Лампы послушно стали ярче. Изеки осушил стакан.
— Пора нам с вами поговорить, — заявил он голосом, не терпящим возражений. Над его головой синабарная пыль миновала цепь раздробленных глиняных гор на Гелиосе.
Изадора раздумывала, пытаясь определить, до какой степени ему можно доверять. Этот муниципальный офицер вел какую-то собственную внутреннюю войну, но кто его противники, женщина не могла разгадать.
Она начала с самого начала.
Двум агентам ЦУРЗ, следящим за Изадорой, начинало надоедать. Они торчали в «червяке» уже больше часа. За это время они дважды объехали Кьяру, а прибор слежения по-прежнему показывал, что Изадора неподвижно сидит в пятидесяти метрах впереди них.
— Она играет с нами, — пробормотал один. — Она знает, что мы здесь. Надо встать и убедиться визуально.
— Эй, у нас приказ держаться от нее в пятидесяти метрах. Великие муфтии не прослеживают чей-то фон без чертовски веской причины. Хочешь оспорить их приказы? Тогда вперед.
Ворча, его напарник снова уселся на место, чтобы держать один глаз на приборе.
В пятидесяти метрах впереди них Милли по прозвищу Непоседа снились серые розы на малиновом лугу. Что они означали, Милли не имела понятия, но ее не слишком заботил символизм снов. Пристрастие к акроваку имеет тенденцию приносить особой свою собственную реальность, и эта реальность заведомо непостоянна. Однако в этой реальности «червяк» был лучшим местом, чтобы немного вздремнуть — намного более безопасным, чем любой из переулков или залов Площади Психов. Если умеешь спать, сидя прямо и не опрокидываясь на пол, никто тебя не побеспокоит, и можешь себе храпеть, катаясь вокруг, и вокруг, и вокруг города.