— Чёрт побери, что ты хочешь этим сказать?
Стефания поднялась со скамейки и какое-то время молча поправляла свой комбинзон. Наконец она произнесла:
— Извини, Мартин. Это переутомление. Я не хотела быть саркастичной.
Однако злость Мартина не проходила с той же лёгкостью. Но взглянув на Ганса, он поджал губы и покачал головой:
— Я тоже извиняюсь, — пробормотал он и быстро вышел из столовой.
Спустя пять дней, когда «Спутник Зари» вошёл в первичное облако, окружающее Полынь, перед детьми встали новые задачи — решить бесповоротно и окончательно, является ли, по их мнению, система источником машин-разрушителей и следует ли разбивать Корабль Правосудия на два — «Черепаху» и «Зайца».
Всю десятидневку гнетущего торможения дети непрерывно тренировались. Мартин с нетерпением ждал времени, которое он проведёт в корабле-челноке — с пониженным давлением объёмных полей. Хаким настойчиво торопил исследовательскую команду, стремясь поглотить как можно больше информации о Полыни, перед тем как они смогут обратиться к дистанционной связи с ней.
Хаким, вероятно, мог пролить свет на нерешённые проблемы, касающиеся пяти тёмных масс, вращающихся вокруг звезды по почти идеально циклическим орбитам.
Мартин в полном одиночестве размышлял о предстоящем, стараясь наметить план будущего сражения. Он не видел Терезу восемнадцать часов, не спал тридцать. Сейчас было не до занятий любовью.
Дети тренировались без него. У Мартина оставалось совсем немного времени — несколько часов. Необходимо было оставить время для последнего практического занятия и для тренировки вне Корабля Правосудия — до того, как они войдут в первичное облако.
Они летали уже пять с половиной лет, и всё же, на корабле чувствовалась зарождающаяся паника, что только доказывало их человеческую природу. Мартин не мог отделаться от впечатления, что момы специально подстроили столь бесславное для детей последнее занятие, чтобы внести панику в их ряды перед началом настоящего сражения…
Но он не мог допустить никакой паники. В конце концов, момы могли быть так равнодушны в последнем с ним разговоре только потому, что полностью полагались на рвение детей свершить Правосудие. Выполнить свою Работу.
Он взъерошил свои потные спутанные волосы. Случались моменты, когда размышления давались ему с большим трудом. Он свернулся клубком на полу, закрыл глаза и постарался сосредоточиться, проигнорировав собственное опустошение и желание обладать Терезой.
В конце концов, несмотря на смятение ему всё же удалось составить окончательный план сражения.
Пэн отвечал за правильную стратегию и верный выбор тактики ведения боя. Пэн и Кристофер Робин должны были учитывать и мнения детей, но в данном случае — не непосредственно, а через дивизионных командиров, которых на корабле насчитывалось пятеро. Каждый из них имел в подчинении пятнадцать-шестнадцать детей, и каждой такой команде предстояло выполнить своё определённое задание. Две команды оставались на «Зайце», трём следовало лететь на «Черепахе».
«Черепахе» поручалось выполнить главное задание. Планировался выброс в первичное облако производителей, чтобы они использовали все имеющееся в наличии сырьё для производства оружия, в частности гравитационных или дистанционно-взрывающихся нейтрониумных бомб. Всё это могло пригодиться в дальнейшем при повторной атаке — в случае, если первая не станет победной.
«Черепаха» выпустит несколько кораблей-челноков. Их задание будет заключаться в том, чтобы отвлекать или даже уничтожить защиту, а также произвести разведку. Два экс-Пэна будут руководить этими небольшими разведовательными отрядами.
Мартин метался в выборе правильной стратегии и тактики. Слишком много вариантов приходило ему на ум, и тем не менее, полной ясности не было. Он понимал причину своих метаний — ещё слишком ярки в памяти были картины разрушенной Земли. Он слишком горячился, как и все дети, страстно желая вершения Правосудия над убийцами, уничтожившими их родной дом.
Да, было трудно достигнуть трезвого взвешенного анализа, он просто не доверял своим собственным инстинктам.
Многие из детей годами занимались теорией стратегии и тактики ведения боя, Мартин уже проконсультировался с каждым из них. Особенное внимание он уделил материалам, которые остались после смерти Теодора Рассвета.
Теодор относился к числу тех одарённых детей, от которых ожидают очень многого. Он был необыкновенно смел в своих догадках, без колебаний игнорируя все вопросы морали, если они вставали на пути его исследований. Прибегнув к помощи момерафа, Теодор создал целую науку — математический анализ тактического ведения войны. Его схемы предусматривали разнообразные непредвиденные обстоятельства. Основные приёмы ведения войны в сознании Теодора превращались в грандиозный танец, полностью абстрагированный от реальной жизни.
По теории Теодора картина, представшая перед их глазами была не что иное, как маскировка. Теодор окрестил её «мёртвой зоной», создание которой было тонким искусством высокоразвитых цивилизаций. «Мёртвая зона» означала имитацию полного отсутствия радиации в атмосфере. Преимущество над противником Теодор оценивал чисто математически — в зависимости от качественных и количественных показателей «мёртвой зоны». Причём наипервейшей важностью, по мнению Теодора, обладало то, насколько незаметнен был сам факт наличия оружия, а затем уже — насколько беззвучно и замаскировано оно срабатывало.
Теодор изучал руководства ведения подводной войны на Земле. Но космос был более опасен, чем глубоководный океан, потому что он безбрежен, проницаем для любой информации и удобен для переправки любого оружия. Существовало ещё одно огромное преимущество космоса над океаном — беспредельность трёхмерного пространства. Путешествующие в космосе были ограничены только собственными возможностями, собственными орбитами — даже огромная незамаскированная вооружённая станция, находящаяся на большом расстоянии, казалась песчинкой на общем фоне.
В межзвёздном пространстве не существовало понятия погоды, как таковой, она редко изменялась за период конфронтации. Межпланетное пространство, в свою очередь, несомненно зависело от причудливости звёздной атмосферы и потоков звёздных частиц, но нападающие цивилизации редко бывали обеспокоены всем этим.
Межпланетные пространства были особенно проблематичными в охране. В случае, когда нападение могло произойти с любой стороны лучшей защитой являлась хитрость, причём, наиболее изощрённой была полная маскировка, не привлекающая внимания атакующего.
В материалах архива библиотеки ясно говорилось, что только такие примитивные цивилизации, как Земля, так явно заявляли о своём существовании.
При отсутствии или некачественной маскировке картина космической войны сразу же становилась ясной и зависела от первоначальных условий, от разницы в уровне технического развития. В таком случае нападающие оказывались в более выгодном положении. При этом, наоборот, даже важно было произвести как можно шума, чтобы запугать и деморализовать противника, заставить его как можно больше затратить энергии впустую. Хотя говорить о психологическом воздействии в случае, когда противник неизвестен, казалось, по крайней мере, неуместным, так как была неизвестной и психология противника была, а если сталкивались с роботами, то фактически и несуществующей. Иногда оказывалось проблематичным даже просто объяснить ответные действия.
И всё же, наиболее эффективным методом, можно сказать виртуозным, Теодор считал имитацию нападающими более отсталого уровня развития, чем это было на самом деле. Одна часть атакующих занималась хитросплетением, в то время, как другая тихонько разворачивала свои силы. Если обороняющиеся попадались на подобную приманку, то их защита была дезориентирована — почти полностью, а случалось, что и просто полностью, — и ошибочно брошена на второстепенные силы противника.
Все это звучало убедительно, но не блестяще, так как всё это было не более, чем отражением того, чему их учили момы. Где гений Теодора Рассвета сиял в полной мере, так это в анализе возможных действий противника в конкретно предполагаемых условиях конфронтации. Теодор несомненно имел талант в понимании чужой психологии и проявлении её в звёздных войнах.