— Нет, эти два g — не для меня, — покачал головой Чэм.
— Наука физика говорит нам, что жизнь на этой планете невозможна, — сказал Хаким. — Здесь недостаточная плотность для поддержания твёрдой поверхности… Для создания твёрдой оболочки плотность должна быть меньше, чем полтора грамма на один кубический сантиметр. Как это сделать?
— А как все тут сделано? — вопросом на вопрос ответил Георг Демпси.
Вся информация была послана по «ноучу» «Борзой» и «Дятлу». Голос Ганса отвечал:
— Мы почти достигли планируемой орбиты. Скоро на время выйдем из зоны общения. Как вы?
— Думаю, им придётся обращаться с нами, как школьным медсёстрам с детьми. В голову ещё приходит сравнение с отбившимися от стаи насекомыми.
— Мы рассматриваем сейчас физиономии жителей Левиафана, — сказал Ганс. — Те, что с гребнями уж слишком наглые. Но они повторяются, не так ли? Ну как, вы готовы принять решение?
— Думаю, мы близки к этому.
— Что вам ещё нужно?
— Поставить точки над i.
Ганс захихикал:
— О, я тоже ждусь не дождусь, когда можно будет убраться из этого ада.
— Ну, до этого ещё далеко, — заметил Мартин. — Нас пригласили на орбиту четвёртой планеты, и мы уже поменяли курс. Через двадцать семь дней мы будем там.
— Желаю успеха, — сказал Ганс.
— Как бунтари-политиканы? — спросил Мартин.
— Это моё дело, а не ваше, Мартин.
— Это простое любопытство.
— Мы приготовили всё, о чём вы просили нас.
— Есть предположения, кто убил Розу?
— Для следствия будет достаточно времени после того, как выполним Работу.
— Дженнифер хочет поговорить с Джакомо. Она думает, что сможет узнать что-то полезное, войдя в контакт с мозговым центром корабля.
— Я не могу ждать, — сказал Ганс. — В мире не существует супер-физических законов и задач, в которых невозможно разобраться, по крайней мере, я надеюсь на это. Мы и здесь обрабатываем достаточно количество информации, каждую минуту мы, не отрываясь, глазеем на эту чёртову планету.
— Дженнифер говорит, что могут быть хорошие новости.
— Тогда позови её. Джакомо со мной, в носовом отсеке.
Подошедшая Дженнифер неожиданно твёрдо заявила, что она хотела бы, чтобы все вышли из помещения командного пункта, когда она будет говорить с Джакомо. Все вышли, за исключением Шелковистого, которого эти проблемы касались непосредственно.
— Мне кажется, с Гансом не всё в порядке, — сказала Эйрин Мартину, когда они вышли в холл.
Ариэль кивнула в знак согласия, но добавила:
— Надеюсь, он не показывает этого на людях.
— Я думаю, он в депрессии из-за предстоящего и уже не может этого скрывать, — заметила Эйрин. — И его чувства понятны мне.
— Может быть и так, — не стал возражать Мартин. Сам он не испытывал никаких эмоций — ни оптимизма, ни уныния. Явное преимущество в весе мира Левиафана затрудняло дыхание, но и освобождало от необходимости думать.
Шелковистый и Дженнифер покинули кабинет «ноучевой» связи только через три часа. Дженнифер с трудом могла говорить. Она упала в гамак в общем для всего экипажа помещении и с жадностью накинулась на утоляющий жажду джус. Когда рядом появился Мартин, Дженнифер бессильно подняла руку и покачала головой.
— О пожалуйста, — сказала она, — Моя голова совершенно не работает. Джакомо…
— Не говори, если не хочешь, — остановил её Мартин.
— Прибегнув к математическим методам Братьев, Джакомо нашёл путь понять физику «ноучевой» связи Левиафана. Шелковистый и мозговой центр корабля помогли ему в этом… О, это быстро не объяснить… Мы кое-что поняли. Кажется, мы можем объяснить теперь, почему изменяется двенадцатая планета, и почему восьмая имеет такие кабели… Шелковистый представил гипотезу… Джакомо сейчас рассматривает её… Я лишь бегло ознакомилась. О боже… Как я устала…
Дженнифер слабо взмахнула рукой, закрыла глаза и моментально уснула.
— Думаю, мы прорвёмся, — сказал Хаким. — Я предоставил им всевозможные кредиты. В свою очередь, они выслали нам основные математические формулы, — а это означает, что они понимают символы… символы людей.
— Есть что-нибудь интересное в их математике? — поинтересовался Шелковистый.
— Все выглядет очень невинно, так… детские игрушки, — заметил Хаким. — Ближе скорее к математике людей, а не Братьев.
Шелковистый издал звук, похожий на шорох падающих на асфальт листьев.
Небесный Глаз знакомился с записанными сигналами с четвёртой планеты. Дженнифер, до сих пор не пришедшая в себя после четырёх часов сна, стояла рядом с Братом и всматривалась в информацию.
— Они повторяют многое из того, что мы послали им, но есть и различия, некоторые… усовершенствования, не так ли? Система обозначения изменена немного… вот здесь… и здесь, — она указала на уравнение неэвклидовой геометрии. Мартин не смог понять, что она имеет в виду.
— Они обучаются очень быстро, — заметил Небесный Глаз. — Мы мы можем бросить семена в почву сейчас.
— Пришло время узнать, каким языком они пользуются, — сказал Мартин. — Передайте им лексикон Братьев и английский словарь, и аудиозаписи с разговором на том и другом языке.
— Мы раскрываем наши книги перед ними, — заметила Ариэль.
— Нет, скореет насаживаем наживку на крючок, — возразил Мартин. Он повернулся к мому и Матери Змей. — Сможем мы сымитировать на «Троянском Коне» несколько повреждений — будто бы полученных при взрыве суперновой?
— Да, можем, — ответил мом.
— Чэм, ты и Эйрин сделайте эскизы повреждений и, когда всё будет готово, сообщите Небесному Глазу.
— Хорошо, — откликнулся Чэм, и они с Эйрин покинули командный пункт.
— Она выглядит странной, непонятной, — задумчиво произнесла Ариэль, рассматривая изображение четвёртой планеты. — Я придумала ей имя, если вы, конечно, не возражаете.
— Какое? — спросил Мартин.
— Спящая. Другие планеты… Ощетиневшаяся выглядит, как Гриб-дождевик. Меняющийся мир…
— Маска, — предложил Мартин.
— Лучше Занавес, — сказала Эйрин. Спустя десять минут каждая из планет получила имя, соответствующее своим характеристикам:
Проститутка — белый диск, диаметром семьсот двадцать километров, быстро вращающийся по орбите в полмиллиона километров от Левиафана, её окружность была обрамлена спутанным клубком развевающихся «волос» — неизвестного предназначения и содержания.
Большой Город — окружённый красноватым кислотным атмосферным облаком, с богатой архитектурой на глубине четырёх сотен километров.
Газон — покрытая голубовато-зелёной растительностью, разделённая искусственными реками, похожими на земные с той разницей, что средняя температура поверхности была около трёхсот градусов Цельсия, русла глубоководных рек были заполнены фальшивой жидкой материей (так, по крайней мере, считали Джакомо и Небесный Глаз), атмосфера планеты содержала избыток двуокиси углерода и пары.
Спящая — похоронный букет чёрных увядших роз, упакованных в шар в сто две тысячи километров диаметром…
Биллиардный шар — бесформенная серость.
Гриб-дождевик — с зёрнами, тысячекилометровой высоты.
Горный Хрусталь Первый — с серыми скалами и льдом а ля натураль.
Миксер — с висящими кабелями от трёх лун, с бурлящей газовой поверхностью, прекрасная абстракция водоворота и вихрей.
Зеркало — идеально отражающая поверхность.
Гофре — напоминающая огромную лаву из вулкана, освобождающуяся через скважину невообразимой глубины и ширины. Зелёные огни подмигивали как манящие, зовущие к верной гибели глаза.
Горный Хрусталь Второй — очень похож на Первый, — фактически, точная копия.
Занавес до сих пор щёлкал, как часы на атомной бомбе, поочерёдно трижды изменяя свой характер.
Горный Хрусталь Третий — дубликат Первого и Второго.
Газовый Насос — голубовато-зелёный, жидкий шар из метана, аммиака, водорода и гелия, его жаркое топло каждый час выбрасывало на орбиту отбрасывал миллиарды тонн газообразных веществ.
И наиболее удалённая — Магический Фонарь — с океанами, застывшими абсолютно гладким льдом, с разбросанным то тут, то там кусками отшлифованного железа и кристаллических масс. Суша и застывшие океаны на сотни километров были усеяны чёрными сводами.