Мы с Гошкой только в глаза ему глянули и сразу догадались: тот самый. Гошка от избытка чувств уронил отвертку на контакты, все сразу закоротилось и вырубилось. У меня начал свистеть воздух, а я даже клапан не перекрывал. Мы оба смотрели на наладчика и боялись поверить в свое счастье.
Через полчаса все работало в полном соответствии со схемами и маршрутными картами.
– Слушайте, – осмелев попросил я, – а вы не могли бы точно так же и в институте все наладить. А то смешно получится: на заводе работает, а у нас… Ну, в общем сапожник без сапог.
– Отчего же, – говорит, – в институте обязательно. Сам туда собирался.
И ушел. А мы с Гошей на радостях кинулись к отлаженной установке, чтобы сразу на ней и проверить наши последние идеи, до воплощения которых все руки не доходили. У Гошки давно уже зрел план новой программы автоматического управления, а я буквально по дороге на завод придумал одно изящное такое измененьице в технологии.
Вот тут-то мы и поняли, чем берет плату Наладчик. Поняли оба и одновременно. Переглянулись и, ни слова не говоря, бросились на улицу. Догнали его уже у самых ворот.
– Послушайте! – закричал я. – Так вы у нас идеи украли! Вы их у всех, стало быть, крадете?!
– Что значит «краду»? – он не обиделся, просто очень спокойно возразил.
– Я их беру в уплату за труд.
– Но вы хотя бы предупреждали!
– Видите ли, вначале я предупреждал. А потом понял: ни к чему. Все равно никто не верит. Даже когда ампутация идеи уже произведена. Думают, просто забыли, думают, фокус какой-то. А мне ведь совершенно неважно, что вы думаете. Мне просто идеи ваши нужны. Хорошие, умные, трезвые идеи.
– И значит, теперь у нас умных идей никогда больше не будет? – в ужасе спросил я.
– Ну, что вы, – улыбнулся Наладчик. – Я не умею забирать еще не родившиеся идеи. Думайте, работайте, и все у вас будет хорошо.
И тут Гоша решил на прощание пошутить.
– Знаете, – сказал он, – вы там в институте идите прямо к нашему шефу. Бондаренко его фамилия. Вот у кого идей прорва.
– Спасибо, – ответил Наладчик и так быстро скрылся, что я даже хмыкнуть не успел по поводу Гошиного предложения.
А дело в том, что завлаб Бондаренко при всех его организаторских талантах очень плохой ученый. Вообще не ученый. Идей у него не было никогда. И кандидатская его и докторская сделаны исключительно усилиями подчиненных, которым он, впрочем, щедро платил. Мог себе позволить, потому что и сам зарабатывал всегда много.
– Остроумно! – оценил я.
Мог ли я знать, чем эта шутка кончится?
В тот момент на заводе состояние у нас было возбужденное, приподнятое, потому что мы оба пришли к одному выводу (да и не мудрено: книги мы с Гошкой еще со школьных лет одни и те же читали). А вывод такой: Наладчик – инопланетянин. Иначе как он все это делает? И мы долго спорили, помогает Наладчик нашей цивилизации, или прислан завоевать ее. Я говорил, что идеи в обмен на наладку – это, конечно, грабеж, что будет теперь на всей планете исправная техника образца 1989 года на вечные времена, и прогресс остановится. Гоша резонно утешил, что обо всей планете речь не идет, потому что только в нашей стране удивительным образом сочетается обилие гениальных замыслов и разработок с повсеместным отвратительным исполнением. А в цивилизованном мире этот номер не пройдет.
– Погоди-ка, погоди-ка, – осенило меня. – Выходит, Наладчик подтягивает нас до их уровня. Такая получается помощь. Но ведь нельзя же тянуть одну технику. Ты не слыхал, он появляется в каких-нибудь гуманитарных институтах, в общественных организациях, в министерствах, наконец, вообще в аппарате управления?
– А чем они там платить будут? – грустно улыбнулся Гоша. – Идеей нашего бюрократического социализма, что ли?
Вот так мы и болтали. А установка работала. Выдавала результаты. И через два дня все бумаги были подписаны, мы с чистой совестью вернулись в Москву.
В институт помчались прямо с вокзала. Не терпелось узнать, как там. И еще в проходной – бац! – некролог: Бондаренко Валерий Трофимович, скоропостижно… Мы – в отдел, а там – новый шок: покончил с собой, говорят, повесился… Бондаренко? Не может быть! Да приходил, говорят, какой-то наладчик. Сначала в лаборатории все сделал, а потом – к нему, поговорили, Бондаренко ему спирту налил, так тот прямо тут же, не разбавляя, выпил, в общем, когда расстались, Валерий Трофимыч наш пришибленный стал какой-то, вызывал к себе завсекторами по очереди, беседовал, а потом с работы ушел раньше обычного. И все. На следующий день милиция приехала.
Гоша – странный человек. Его даже совесть не мучает. Я, говорит, тут при чем? Любой наладчик к начальнику идет, когда работа выполнена. А повесился он, считает Гоша, от того, что понял, впервые в жизни понял, что не ученый он, что ни одной идеи в голове, интеллектуальный банкрот, даже Наладчику заплатить нечем.
Я с Гошей не согласен. Я считаю, что причина в другом. У Бондаренко была одна идея. Совершенно гениальная. Он всегда лучше всех знал, как в любой ситуации, при любых результатах заработать максимум денег. Толковая, должно быть, была идея. И когда Наладчик эту идею у него отнял, шефу нашему дорогому не за чем стало жить на свете.
И все равно это страшно. И все равно трудно не думать, что есть и наша вина в этой истории. А Наладчика я с тех пор ненавижу. Ох, встретиться бы с ним еще раз!
Я часто думаю о той своей забытой идее. Пытаюсь вспомнить. Глупо, конечно, но я пытаюсь. И знаете, это так мешает, что никаких новых мыслей в моей голове просто не появляется.
А установки все работают. Отлично работают установки.