Глава 1
Третья сосиска прожарится идеально! Это был вопрос принципа. На улице стемнело, костер слепил глаза, и все подгорало.
— Михал Сергеич, придется тебе надевать фартук и варить борщик для второй половинки, — съязвила Катька.
Кто бы мог подумать, что в худенькой милашке со светлой косой умещалось столько сарказма. Я цокнула языком и поерзала на бревне — ну ее, главным было не спалить сосиску.
— Нет, это женская работа, — рассмеялся Миша.
Я пихнула его локтем. Вот зачем? Даже в темноте стало заметно, как раскраснелась Катька. Она не сразу подобрала слова, сперва беззвучно раскрывала губы.
— Женская? Женщины что, могут только обслуживать вас? — По-моему, даже сучья в костре затрещали тише. — Если хочешь знать, женщины гораздо умнее и выносливее вас. Да-да, это закон природы. Мужчины лишь осеменители, им мозги ни к чему. Между прочим, в первобытных племенах был матриархат…
Эх, Катька, Миша подтрунивал над ней, а она верила. Он давил улыбку и скорчил притворно-заинтересованную рожу. Мне бы помирить их, но Миша выглядел так мило, что я залюбовалась.
Друзья называли его Михалом Сергеичем. Услышав прозвище, посторонние удивленно моргали. Немудрено, в свои двадцать семь он напоминал Мишутку — высокий, но узкоплечий. Весь такой аккуратный, с длинными пальцами и красивым лицом. Мы давно встречались, и я перестала замечать, что Миша выглядел аристократично. Узкое лицо, прямой нос, тонкие губы и карие глаза, которые загадочно блестели, когда он улыбался. Короткие черные волосы он зачесывал на лицо.
А прозвище появилось из-за строгих костюмов, Миша носил их постоянно. Насмотрелся фильмов и мечтал стать адвокатом. Учеба и реальность быстро выбили детские грезы, но на юриста он выучился и работал в суде. Сейчас было странно видеть его в спортивном костюме.
— …Екатерина Великая, Елизавета Тюдор, Боудикка, — Катька так яростно загибала пальцы, словно готовилась воткнуть их в Мишу, — все они добились того, чего не смогли мужчины. Они не поварешкой махали…
Черт, сосиска!
Я отдернула прутик от огня.
— Та-а-ак, давай сюда. — Миша снял ее, зажав между двумя половинками булочки для хот-дога. Пахло ничего, но одна сторона подгорела. Вот паразиты, отвлекли меня своей болтовней.
— Ну ладно Боудикка, а как же Петр Великий, Кутузов, Шекспир? — спросил Миша.
Его больше интересовала адская смесь из кетчупа, майонеза и страшно представить, чего еще, в которую он обмакнул булку.
— Петр? — Катька застыла с приоткрытым ртом. — Ну ладно, озарение иногда посещает и вас.
Она сжалась и отпила пива из банки. Кажется, из третьей или четвертой за вечер. А я говорила ребятам, что они много набрали. Нельзя совмещать алкоголь и девушку, которую бросил парень. На самом деле Катька была хорошей, просто переживала.
Увидев смущение, ребята рассмеялись, особенно Вадик. Он сидел далеко от костра и терялся во мраке, только лысый череп блестел. Вот что значило отдаваться профессии — Вадик работал психологом в военной части и напоминал солдата. Худой, вечно в одежде цвета хаки, и выглядел лет на восемнадцать. Хотя был ровесником Михал Сергеича.
Отсмеявшись, Вадик взял гитару и затянул очередную песню про комбата, дембель и не дождалась.
— Началось, — простонала Катька.
На самом деле ей нравилось. Она закусила губу и посмотрела в сторону — всегда так делала, когда внимательно слушала. Мы жили вместе, учились вместе, теперь работали вместе. Я по сопению могла определить, что ей снилось.
— М-м-м, Юля, — пропел Миша, дожевывая сосиску, — с этим никакие борщи не сравнятся.
Он притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Я застыла, ожидая смеха или чего похуже. У меня ведь корни на голове отросли. Чуть-чуть, Катька уверяла, что не видно, но все равно было неуютно. Больше от того, что из магазинов исчезла краска, которой я пользовалась с пятнадцати лет. Меня не устраивали заверения парикмахера, что он сделает все то же самое. Нет, нужна была именно та краска. Ее цвет был роднее натурального — рыжий, мягкий, с пшеничным оттенком. С ним серо-зеленые глаза становились ярче и отвлекали внимание от высокого лба. Ненавижу его, как-то отстригла челку, но тогда стало заметно, что нос широковат.
Правду говорят, что нельзя долго смотреть на себя в зеркало. Обязательно найдешь изъяны.
— Пожарить тебе? — Миша кивнул на упаковку сосисок. Все, что предоставил нам местный магазинчик.
— Нет, а тебе? — спросила я.
Он покачал головой и улыбнулся.
— Ути-пути, — рассмеялся Вадик, — пойду в баню, пока вы туда не прокрались. А то три часа будете друг другу спинки натирать. А нам вставать утром.