— Михал Сергеич, что это у вас? Где экзаменационные билеты?
— Юль, хватит, — буркнул он, — это банально.
Банально, но прозвище настраивало поиграть в преподавателя и студентку. Я обняла его и присмотрелась. Нет, все-таки спортивный костюм выглядел странно, привычнее были рубашка, брюки или простые джинсы. Зато пахло от Миши непередаваемо. Костром, древесным ароматом духов и его собственным запахом.
— Давай лучше представим, что я незнакомец, который ворвался сюда? — предложил он.
Миша наблюдал за мной с хитрой полуулыбкой. Знал, как я любила эти духи. Что их аромат манил обнять, прикоснуться к обнаженному телу.
— А это не банально?
Я встала еще ближе и потерлась об него. Совсем чуть-чуть, только ради игры. Как бы самой не сорваться: тепло тела, мягкие изгибы под одеждой. Кажется, в паху уже кое-что затвердело.
— Банально, но больше подходит к ситуации, м-м-м?
Его глаза сузились и заблестели. Взгляд вожделения, как он будоражил. Я погладила шею Миши, затем прикоснулась к груди. Он вдыхал плавно, но напряженно, пока убирал в сторону презервативы и обнимал меня.
— И что же, жертва будет напугана? Или станет отчаянно бороться? — Я с трудом узнала собственный голос: тихий, с придыханием.
Еще бы. Как устоять, когда Миша запустил руки под мою олимпийку и погладил талию? Он не замирал, водил ладонями по ребрам, скользил по спине, животу. Сквозь тонкую футболку проникало тепло его пальцев.
Словно невзначай, Миша положил руки на мои ягодицы. Гадкие джинсы, ничего сквозь них не ощущалось. И ладно; мы неторопливо двигали бедрами, дыхание и шелест одежды создавали неповторимую атмосферу. В живот упирался твердый член. Такие моменты сводили с ума — мы были готовы, оба хотели, но сдерживались, продлевая томительное удовольствие.
Миша снял с меня олимпийку, не забывая гладить плечи и руки. Я забылась и поздно сообразила, что следовало сделать то же. Стало не важно, когда он развернул меня спиной к себе, мягко взял за бедра и потянул назад. Теперь член уткнулся в поясницу. Его твердость всегда сводила с ума, так и тянуло коснуться и приласкать. Но я не смела двинуться, ведь Миша говорил так соблазнительно:
— Трудный вопрос. С одной стороны, жертва понимает, что незнакомец видит ее.
Одной рукой он принялся задирать мою футболку. Другой — гладить живот, скользя все выше и выше. Я затаила дыхание, нельзя было отвлекаться. Вот он обвел пальцем пупок, вот подобрался к груди. Прикосновения были неторопливыми, но Миша подрагивал от возбуждения, и я с ума сходила от этого.
Когда футболка исчезла, он опустил чашечки бюстгальтера и прошептал мне в ухо:
— Он видит ее всю.
От теплого дыхания мышцы в животе дернулись. Грудь приятно налилась, прохлада ласкала ее и мысли путались все сильнее. Еще и Миша игриво поддел соски. Не было ласк, только желание добавить пошлую изюминку. Я млела от шлепков, гадких слов и подобного. Обычно грубость раздражала, но сейчас между ног стало тепло и влажно.
Миша знал это и пользовался.
— Но она не решилась сразу прогнать его, — приговаривал он, расстегивая молнию на моих джинсах. Я замечталась и оторопела, когда он резко спустил их вместе с бельем. — Ведь в это время она растягивала пальчиками свою мокренькую…
— Перестань, ужас какой! — рассмеялась я.
Внутри боролись моралист и простая женщина. Вроде гадость, унизительно, и двадцать первый век на дворе — нужно вести себя цивилизованно. С другой стороны… двадцать первый век на дворе. Равноправие — вещь хорошая, но иногда хотелось отдаться инстинктам, стать слабой, подчиненной воле сильного мужчины. Словечки этого не заменяли, но так будоражили. Стоило представить обрисованную сцену и то, что сделает с жертвой незнакомец… Отвратительно, и так сладко.
Я цокнула языком, изображая недовольство. Хотя бесполезно, Миша знал меня и только усмехнулся. Он часто дышал и снова прижался сзади. Мы двигались, потирались друг об друга и тонули в чарующих мелочах. Мягкая ткань штанов касалась обнаженных ягодиц. Я крутила бедрами и помогала Миша избавить себя от бюстгальтера. Руки подрагивали у обоих. Чертовы лямки, как нарочно за все цеплялись!
Когда он улетел в сторону, Миша жадно стиснул грудь и замер. Он сжимал пальцы, мял ее и шумно выдыхал. Я не смела двигаться и ловила каждое касание. Звуки сводили с ума, и прикосновения, и запах духов...
— Ужас, говоришь? — протянул Миша.
Он обвел языком мое ухо. Я задрожала, когда почувствовала его руку внизу живота. Нежная кожа передавала изгибы пальцев, прежде чем они оказались между ног.
— Кажется, ты врешь.
Собственное тело выдавало. Плевать, ведь Миша водил пальцем между складочками, гладил чувствительный холмик. Он горячо пульсировал, наполнял меня блаженством, туманил сознание.