Вечером Воронов долго просидел с Белкиным над генеральным планом поселка. Чертежи Белкин прихватил с собой на дом. Он занимал комнату в коммунальной квартире нового дома. В комнате Белкина было так же голо, как и в конторе: вся мебель состояла из койки, стола с двумя табуретками и грубо сколоченного стеллажа под книги. В углу висели фуфайка, комбинезон да валялись резиновые сапоги, прикрытые портянками.
- Вы расположились как временный постоялец, - сказал Воронов, осматриваясь.
- А я и так временный, - весело отозвался Белкин. - Меня уж два раза снимали отсюда. И опять посылают... Видать, лучше подыскать никого не смогли. Наверно, подыщут.
- За что же вас снимали?
- План заваливал. И в этом месяце завалю. - Белкин говорил с отчаянной веселостью, но за этой веселостью чувствовалась невысказанная горечь.
- Отчего же так примирился?
- А, шут с ней, - он равнодушно махнул рукой. - Сначала-то вроде хорошо шло. А впрочем, все мы начинаем хорошо, да вот не все тянуть умеем.
- Вы здесь с самого начала?
- Да. Сразу после института сюда попал.
- Как же вас загнали в это ущелье? Ну-ка расскажите.
- Очень просто. Мы начинали строить поселок в Солнечном. Видели травянистую ложбину? Ну вот. В начале позапрошлой зимы приезжает к нам председатель совнархоза Мясников, а с ним начальник управления горнорудной промышленности да еще наши братья-строители. Председатель совнархоза, такой солидный, в бобровой шапке, - говорят, начальником главка был, - но мужик веселый, все с шутками да с прибаутками прохаживался. "Вы, говорит, хутора, что ли, здесь строите?" - "Нет, - отвечаем, - поселок для горняков". - "Для горняков? - он вплеснул руками. - А я и не догадался. А чем же здесь будут заниматься ваши горняки? Может, коров пасти?" - "Руду добывать", - говорим. "Ишь ты, руду!.. А где же рудники будут?" - "Да километров пятнадцать отсюда по ущелью в горы". - "Вот бы проектировщиков заставить бегать на работу за пятнадцать километров, да еще в горы". "Для рабочих автобусы будут", - сказал Зеленин. "Ага! - иронически согласился Мясников. - А возить их за счет государства? Вот умники! Ну-ка, поехали к рудникам..." И все подались сюда. Здесь красиво было. Все снежком припорошено. Наледь еще не успела образоваться - начало зимы. "Вот здесь и строить нужно поселок, - сказал Мясников. - Тут тебе и работа, и жилье под боком. И возить их никуда не надо. Экономно и для государства, и для рабочих удобно".
- Да неужто никто не возразил ему из строителей? - спросил Воронов.
- Зеленин возражал. Здесь, говорит, условия трудные, наледи много. А Мясников ему: "А вы что, трудностей испугались? Наледи устранить и строить поселок. Орлы горные будут здесь жить!" Вот так сказал да уехал. А потом уж появились и проект Синельникова и рабочие чертежи домов из проектного института.
Воронов встал и, заложив руки за спину, крупно зашагал по комнате.
- Но солнце-то, неужели они не заметили, что солнца здесь нет! воскликнул Воронов.
- Солнца? - переспросил Белкин. - О солнце ничего не говорили. День был пасмурный, его вообще не было, солнца-то.
- Ну а что ж заказчик? Будущие горняки! Они тоже молчат? Ведь им здесь жить! Рудник рядом и на высоте... Значит, пыль от выработки породы будет оседать в ущелье. Это ж верный силикоз!
- Заказчики каждый месяц возмущаются. Как приезжают принимать работы, так все грозятся прикрыть это дело и перенести в поселок Солнечное. Вы, говорят, построили да уехали, а нам силикоз наживать... Вроде в Москве хлопочут... Ну, заговорились мы совсем, спать пора. - Он встал из-за стола и лениво потянулся. Потом принес откуда-то раскладушку для Воронова и одну подушку.
- Вот оказия-то, - виновато говорил он, - забыл я совсем про постель. Надо бы у коменданта взять. А теперь придется кое-как. - Белкин достал из чемодана одну простыню и кинул Воронову еще свой облезлый плащ. - Больше ничего нет.
А через минуту он уже захрапел на своей кровати, сраженный мгновенным сном. Воронов долго еще не спал и думал о том, что Синельников расчетливо занижает планы жилья, шоферы надрывают моторы на расхлябанной дороге, Белкин строит неразумно поселок и тратятся впустую трудовые копейки. "Это как наледь, - думал Воронов, - прет из подземных глубин в лютые морозы и находит теневые ущелья, где скапливается, мешает работе и жизни. Вокруг горы великого дела, а в ущелье наледь... И ведь не в том особая беда, что ошибается Мясников. Он не семи пядей во лбу. К тому же и не специалист. А беда в том, что тотчас же находятся ловкие сообразительные люди, вроде Синельникова, которые любую ошибку могут преподнести в ореоле гениального открытия. И уж конечно не без выгоды для себя..."
14
Весь вечер у Семена было скверное настроение. Завтра бетонировать массивы, а сегодня выяснилось, что не хватает вибраторов. Звонили на склад - там сказали, что разобрали по участкам... Прислали какой-то жалкий десяток. А их нужна чертова уйма. Вот и выкручивайся как знаешь. Был бы Воронов, тот что-нибудь придумал бы. А Михаил замахал руками, расшумелся: "Комитетчики! Суетесь не в свои дела. Вот и расхлебывай за вас эту кашу. Как хотите, так и бетонируйте". Теперь он и не смотрел на Семена и разговаривать не желал.
В первые дни их знакомства Забродин работал десятником, а Семен крановщиком у него на объекте. Жили они в одной палатке - койки рядом и харчи пополам, по-братски. Семен хоть и носил украинскую фамилию Саменко, но был коренным дальневосточником, из Ханкайского района. Его родители по доброй украинской привычке присылали ему ежемесячно свиное сало, которое, впрочем, поедалось сообща. И за Семеном с той поры прочно закрепилось прозвище Салменки. Его компанейский нрав, безобидный юмор и простецкая физиономия с комично вздернутым носом - все это располагало к нему и малого, и старого. Вскоре его избрали комсоргом прорабства, а потом и в бюро ввели.
На стройку он пошел работать после окончания десятилетки. Говорили, что теперь так положено, что нужно зарабатывать трудовой стаж. К тому же весь класс после выпускных экзаменов решил ехать на стройку в Тихую Гавань. Чего ж еще искать? Куда ребята, туда и он. Ему везде было интересно: и на курсах, и теперь вот, в механизаторах. Поступил он еще и на заочное отделение в институт. Надо ж чем-то заниматься по вечерам.
Семен сидел в палатке за длинным столом перед расчетными схемами.
- Что же придумать? А? - поминутно спрашивал он вслух.
Собранные со всех объектов шланговые вибраторы и даже старые вибробулавы закрепили всего на трех массивах. А их еще пять. Да сколько башмаков для отмостки! Эх, если бы бетонщиков не отпустили! Но они теперь на кладке. Снимать их оттуда - значит кладку срывать. И так план полетит и эдак. А там скандал на всю стройку. И во всем виноват он - Семен. Его идея... И чего это Воронов застрял на проклятых рудниках? Тут без него хоть на стенку полезай...
Позади Семена лежал на койке арматурщик Бойков и наигрывал на балалайке "польку-бабочку".
Балалайка была расстроена, струны дребезжали и зудели, словно осы.
- Да прекрати ты эту дурацкую игру! - крикнул Семен, обернувшись. - И так тошно!
Бойков положил балалайку, поскреб небритую щеку.
- А чего ж не играть? Нынче праздник. Аванс - это, понимаешь, звезда пленительного счастья. Она взошла.
- И ты доволен?
- На сегодня? Да.