И он сказал как бы между прочим:
- Так-то оно так... Но вот эти дома... Когда их должны построить?
- Еще в первом квартале сдать должны, - торопливо ответил Михаил.
- Что вы говорите? - удивленно воскликнул Воронов. - Вот ведь они какие, эти временные трудности...
- Людей у нас не хватает, - вяло ответил Синельников. - Вы же понимаете, что жилье требует большего количества людей, чем, допустим, бетон...
- Еще бы!
- То-то и оно... А впрочем, вы теперь командуете здесь, вам и карты в руки. Покажите, как надо избавляться от этих временных трудностей.
Синельников коротко попрощался и прошел к своему "газику". Шофера у него не было, он водил машину сам. Через минуту его "газик", оставляя рыжие клубы пыли, катил по разбитой грузовиками дороге.
Не понравился ему этот новый инженер. "Тоже мне ревизор... - думал он про Воронова. - Все с подвохом норовит. И, кажется, склонный к демагогии..."
Синельников в общем был доволен тем, что ему быстро удалось отделаться от Воронова. Вчера всю ночь главный инженер кутил с друзьями, а теперь у него трещала голова. Ему хотелось бы свернуть домой и поспать немного, но он опасался, что начальник ждет его специально и хочет проверить: когда уходит главный инженер на обед. А потом при случае напомнит ему: "Мы должны уходить с работы последними. Мы - руководители. За нами смотрят, равняются по нас..."
Синельников быстро гнал машину по красновато-желтой пыльной дороге с шершавым щебеночным покрытием к центру города, как условно назывался в Тихой Гавани район Управления. Здесь, среди двухэтажных домов на увалистой, точно спиленной сопке красовалось трехэтажное белое здание с тяжелым фронтоном. Оно строилось под трест, и теперь его просторные кабинеты, кроме Управления, занимал Дом техники, а на первом этаже расселились еще и монтажники.
Синельников быстро поднялся к себе на второй этаж. Его кабинет находился рядом с кабинетом начальника, а промежуточную комнату, как и обычно, занимала секретарша. Она встретила его приветливой улыбкой, кокетливо откинув голову и подставляя щеку для поцелуя.
- Что за глупости, Неля! - строго сказал Синельников.
- Да никого нет.
- Черт знает что! - недовольно проворчал он и торопливо поцеловал ее в щеку.
Это была совсем еще юная девушка с копной коротко остриженных черных волос, тонкошеяя и оттого похожая на черную хохлатую птицу. Она приехала сюда два года назад по комсомольской путевке, перебрала несколько профессий, пока Синельников не приютил ее у себя.
- Где Лукашин?
- Только что ушел на обед.
- Пешком?
- Разумеется.
- Моционит... Успею догнать?
- Конечно.
- Ну пока! Ступай обедать, Неля, - бросил на ходу Синельников.
Начальника догнал он на просеке, проложенной под высоковольтную линию. Лукашин стоял на тропинке возле стальной опоры и, прикрываясь рукой, смотрел наверх - там сидел, нахохлившись, ястреб возле свитого на самой макушке гнезда.
- Неплохо приспособился, а, деятель?! - заметил он, радостно щурясь. Умнейшая тварь.
Лукашин любил прогулки - его сухое, серого цвета, словно пропыленное цементной пылью лицо выражало постное благодушие.
- А может быть, он подстерегает владельца этого гнезда? Кто знает, поддержал разговор Синельников.
- Отвез новичка?
- Ознакомил.
- Ну, какое впечатление?
- Да не поймешь его: на вид - битюг здоровый, а ломается, как разборчивая барышня, - то ему не по душе, это не по сердцу!
Лукашин безмятежно улыбнулся.
- Да, на вид он ничего парень. Что ж, поживем - увидим.
4
Надежды Воронова на семейную жизнь не оправдались. Его невеста, или полужена, как он говорил, ответила, что приехать не сможет - очень занята...
И теперь он помимо воли своей в часы тягостного вечернего одиночества думал о ней, об их встречах, о прошлой ленинградской жизни.
Его поездку на Камчатку некоторые из друзей, и особенно она, назвали в свое время бегством сумасшедшего. В самом деле, доказывали они, уезжать из Ленинграда, из проектного института к черту на кулички рядовым производственником - дело совсем неразумное. К тому же Воронов занимался по вечерам в консерватории, и друзья видели в нем будущую музыкальную знаменитость. А она именовала его "мой композитор", и то, что это произносилось сперва в шутку, а потом вполне серьезно, было естественным. Воронов и не оспаривал их, он потихоньку от друзей завербовался на Камчатку и покончил с этой "музыкальной комедией", как он сам говаривал...
Воронов вспомнил тот летний день, когда он в расшитой рубашке с закатанными рукавами зашел в последний раз в проектный институт. За одним из столов с ним по соседству сидела она, Марина.
- Пошли, - поманил он ее.
- Куда ты меня ведешь? - спросила она в коридоре. - Что-нибудь случилось?
- Потом, потом скажу.
И только на улице, когда она отказалась идти дальше, он показал ей направление и билеты.
- Ты что, с ума сошел? - Она растерянно смотрела на него. - А как же я?
- Ты? - он в недоумении пожал плечами. - Если захочешь, то приедешь.
- Ты в самом деле уезжаешь? - спрашивала она с испугом. - Послушай. Сейчас же иди и сдай билеты.
- Марина, это невозможно...
- Как невозможно?! Что ты говоришь? А я для тебя ничего не значу?
Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала по-детски навзрыд. Он не ожидал такого исхода и растерялся. Женатыми они не были. И пожениться не собирались. По крайней мере в ближайшее время. "Не к чему нищету разводить", - думал Воронов. И в самом деле - получал он всего тысячу двести рублей, жил в каком-то чулане, Видов на прибавку и на квартиру никаких. Идти в зятья, в директорскую квартиру папы, не хотел, гордость не позволяла... Так они и жили недолгими встречами наедине да надеждами. И вдруг эти слезы при расставании!..
- Ну ничего, ничего, - он неуклюже утешал ее. - Пока поживешь здесь... А там видно будет, захочешь - приедешь.
- Поживешь, приедешь... - говорила она, вытирая слезы. - Как все просто! И он все уже решил за меня.
- Да ведь я один уезжаю.
- Боже мой! А я тебе просто знакомая? Да?
- Ну, виноват... Извини.
- Так почему же ты не посоветовался со мной?
- Я знал, что ты; будешь против, - простодушно ответил он.
- И это говорит человек, с которым столько пережито!.. А до него ничего не доходит! Спокоен, как деревянный истукан.
- Успокойся, успокойся, - он попытался обнять ее за плечи.
- Не трогай меня!
- Ну, хорошо, хорошо...
- Чего же хорошего?! - она обернулась к нему, тревожно смотрела в глаза. - Да что с тобой случилось? Какая тебя муха укусила? Зачем тебе нужна эта поездка?
Зачем? Что он мог ей сказать?
- Ты словно бежишь от чего-то? Может быть, от меня?
- Мариша! - он взял ее руку. - Я не могу тебе ответить так просто... Я еще сам многого не понимаю. Но ты здесь ни при чем. Тебя я люблю по-прежнему. Только не по себе мне как-то здесь. Будто я на чужом месте сижу и не своим делом занимаюсь.
- Почему не своим? Может быть, ты имеешь в виду консерваторию?
- Я - инженер, друг мой, и пора с этой художественной самодеятельностью кончать.
- Ну бог с ней, с музыкой! Но ведь ты проектировщик! Чего тебе здесь недостает?
- Какой я проектировщик! Я негр. И с меня хватит.
- А там тебе что, златые горы приготовлены?