Лотта заплясала и захлопала в ладоши.
Налле Лапсон с восторгом рассматривал бумажку в пятьдесят крон.
— Неужели настоящая? — спросил он бургомистра.
— Абсолютно, — заверил бургомистр.
— Тогда я бы хотел узнать кое-что еще, — сказал Налле Лапсон.
— Что же? — спросил бургомистр.
— Мм… — сказал Налле Лапсон. — А бакалея Андерсона сегодня еще открыта?
Глава двадцать вторая. Я не то хотел сказать
— Точно такой, как в газете!
— Так это никакая не шутка!
— Вот это да!
Налле Лапсон шел по Центральной улице, стараясь сохранять невозмутимый вид. И время от времени отдавал честь либо просто поднимал лапу.
— Будьте любезны, расступитесь немножко, — просил он прохожих. — Дайте проехать транспаранту!
— А каска вам не жмет? — это вынырнула из толпы одна из дородных защитниц животных.
— Ни капельки, — ответил Налле Лапсон.
— Вот и замечательно, — обрадовалась дама. — Тогда можно спокойно возвращаться домой.
Тут рядом остановился автомобиль, непохожий на другие. Из автомобиля вышел тип с проводом. На конце провода торчала странная штуковина.
— Радио, — сообщил тип. — Мы хотели бы взять небольшое интервью. Эфир через десять секунд.
— Говорит радио Швеции, Лильбакка, — сказал другой дядька прямо в штуковину. — Передо мной — единственный в стране медведь-полицейский, знаменитый Калле Ларсон…
— Налле Лапсон, — поправил Налле Лапсон.
— Сегодня на улицах Лильбакки уйма народу, — продолжал корреспондент. — Много людей, толпы народу и отдельных лиц. Старых и молодых, уйма народу.
— Это вы уже говорили, — напомнил Налле Лапсон.
— А это уже, как вы слышите, медведь-полицейский Лапсон, — сообщил корреспондент. — Он стоит прямо передо мной, по другую сторону от микрофона.
— Так вот это — кремофон? — спросил Налле Лапсон.
Корреспондент, не отвечая, продолжал свое:
— А теперь поговорим о суровых полицейских буднях.
— Я ведь спросил, что это — кремофон? — напомнил Налле Лапсон и показал на штуку на проводе.
— Тихо, — шепотом шикнул корреспондент. И продолжил в полный голос: — Участковый Лапсон, вероятно, помнит немало забавных случаев, о которых мог бы рассказать…
Налле Лапсон молчал.
— Да ладно вам, — продолжал корреспондент. — Наверняка было какое-нибудь забавное происшествие, смешной случай… Постарайтесь припомнить…
— Пожалуй, я лучше помолчу, — ответил Налле Лапсон.
Проторчав часа два в толчее, Налле Лапсон сумел ускользнуть в бакалею Андерсона.
Где с легкой небрежностью кинул пятидесятку на прилавок.
— Меду на все, — сказал он. — Восемнадцать банок.
— Вы многовато дали, — заметил продавец. — Этого хватит больше чем на восемнадцать банок.
— Может, на целых семнадцать? — обрадовался Налле Лапсон.
— На двадцать пять, — сосчитал продавец.
— Беру, — сказал Налле Лапсон.
Он составил банки в большую сумку.
Вышел на улицу.
И призадумался.
После чего вернулся в магазин.
— Что-нибудь еще? — вежливо поинтересовался бакалейщик.
— Я не то хотел сказать, — сказал Налле Лапсон и смущенно хихикнул. — На самом деле мне нужна только одна банка меда. Так что остальные я хотел бы вернуть. И получить деньги назад. Семнадцать крон, или сколько там выходит?
Бакалейщик удивился, — что неудивительно. Но принял назад двадцать четыре банки и выдал Налле Лапсону сорок восемь крон сдачи.
Налле Лапсон отправился домой, к бабушке и Лотте.
Поклонился и сказал:
— Позвольте вручить эти деньги вам, бабушка и Лотта. Это мое жалованье. Почти все. Возьмите их — за то, что вы такие добрые и так заботились о Налле Лапсоне!
Кто такой Налле Лапсон и за что его любят дети и взрослые?
Однажды мы брели вдоль рядов по шведской книжной выставке в Гетеборге и наткнулись на большой отдел букинистической книги, где провели не один час. Мы сидели в уютных креслах, пили кофе и перебирали стопки старых книг и пластинок. В какой-то момент среди них мелькнули удивительно милые обложки с иллюстрациями, на которых медвежонок с наивными добрыми глазами принимает ванну, несет огромную собаку в корзине, танцует, надев на голову ведро. Эти книжки были настолько очаровательны, что мы купили их и привезли в Москву. Мы быстро поняли, что медвежонок должен заговорить по-русски и стать всеобщим любимцем. По-шведски его звали Nalle Lufs, что буквально означает «косолапый медвежонок». Но нам не хотелось терять отсылку к его скандинавскому происхождению, поэтому мы решили назвать его Налле Лапсоном — таким образом он одновременно остается шведом и приобретает говорящую фамилию.