По экрану поползли надписи, которые ему ни о чем не говорили. Но там, в череде мелькающих фотографий, он вдруг заметил ту, что часто виделась ему во сне, являлась в трудные моменты раздумий и принятия решений. Фас, профиль.
— Стой! — прохрипел он, судорожно сжав шею ювеналки, так, что та закряхтела под его пальцами, хватая воздух. Опомнился, отпустил. — Медленно, назад.
Пошли кадры. Дошли до той, единственной, что связывала его с реальным миром.
— Вот эту покажи…
Серая девятиэтажка, облезлый лифт. Двое вошли внутрь. Похоже, снимали друг друга. Деловитые женщины-ювеналки в черном. Остановка. Красная цифра «7» на панельке. Створки разъехались со скрежетом.
Железная дверь, черная клавиша звонка. Тишина. Дверь распахивается, в кадр врывается заливистый детский смех и гиканье. Высовывается любопытная физиономия молодой женщины с ребенком на руках, сзади прячутся, держась за складки цветастого халата, два разновозрастных малыша, мальчик и девочка.
— Здравствуйте, госпожа Иванова, — подчеркнуто вежливо обращается к ней невидимый голос. Камера дрогнула, показывает деловитое лицо говорящей. Мамочка испуганно отшатнулась, пытаясь захлопнуть дверь. Но служители госразнарядки уже выхватили у нее из рук ребенка. — Благодарим вас от себя лично, государственного клана, а также лично от лица великого Поводыря Всех Народов за проделанную работу. Ваш вклад в дело обеспечения отчизны трудовыми руками будет учтен.
— Не-е-е-е-ет! — Крик женщины потонул в топоте ног убегавших к лифту ювеналов и дружном реве малышей.
— Вас предупреждали письменно, загодя, за полгода, как и принято по законодательству! — крикнула от дверей лифта черная сотрудница с ребенком на руках. Аккуратно спеленатый малыш кряхтел и вырывался. Мать дралась в дверях со второй сотрудницей.
Грохот дверей. Крик той, что осталась: «Я буду этажом ниже, только повестку отдам!» Вход в подъезд.
— Мамаша, хватит реветь! — Ювенал в черной форме отгонял молодую мамочку от громадной коляски налоговиков резиновой дубинкой. — Не нойте, говорю! Обратно ребенка не вернуть, не тратьте силы и нервы. Ни мне, ни себе. Подите вон к мужу, настрогайте еще парочку детишек на радость себе и на благо общества.
— Из…изверги! — Молодая женщина изнеможенно прислонилась к двери подъезда, метнулась взглядом по зашторенным окнам. Наверняка, соседи прятались там, за плотными занавесками, боясь попасться на глаза блюстителям великоучительских указов. Все думали о собственных детях. — Да чтоб вам!.. — Она не нашлась, чего пожелать — хлесткого, злого, чтобы хватило на бесконечно длинную череду поколений.
— Госнаряд, мамочка, — устало пробубнил ювенал, продолжая пихать несчастную родительницу. — Попали в четырнадцать процентов — ваше несчастье, мы тут ни при чем… Все на благо отчизны…
Женщина в отчаянном жесте протянула руки, чтобы схватить свое дитя, непрестанно ревущее и ворочающееся в клубке таких же беспомощных телец. Выходящий из подъезда служащий в черной форме грубо ударил ее коленом в бедро. Она чуть не упала, удержалась на ногах и спросила едва слышно, глядя опухшими зареванными глазами в землю:
— Каким же он… станет, Ратиборушка мой?
— А кто его знает, — доброжелательно откликнулся первый ювенал. — Ну… каким-нибудь рабом в зоне. По разнарядке.
После того, как он порылся в нескольких электронных программах, сейчас уж точно знал, что делать. «Не надо», — пискнула обездвиженная тетка сквозь комок «незрелой» биомассы. Ратибор даже не отвлекся. Не до нее. В программе должен произойти такой сбой, что система не скоро очухается. Если вообще кто-то сможет ее восстановить. Еще пара кликов…
Он утомленно поморщился, перезагрузил систему.
— Конец вашему рабовладению. Порвал связи с обслугой. Все! Ну, если кто сможет восстановить — тогда не найдут, куда именно во времени отправлены мутанты. Не найдете резервацию, Новую придется строить. А за это время власть переменится. Через пару часов ни электричества, ни транспорта, ни воды не будет — ничего!