Глава 1
Малый невольничий рынок работал уже третий день. Все самое ценное, редкое, заманчивое, свежее продано еще в первый день, средней руки товар разошелся на второй, и на третий началась распродажа по бросовым ценам в надежде отбить хотя бы половину стоимости рабов.
И малый рынок — место не самое престижное.
Оптовые закупщики и зажиточные горожане предпочитали большой рынок в центре. Владельцы элитных борделей и искатели редкостей — закрытые аукционы. А на малом народ попроще да поприжимистей собирался.
Люди ходили мимо витрины с живым товаром, но лиц я не различала. К вечеру первого дня они слились в одну пеструю, шевелящуюся массу, лениво ползущую в обе стороны. Оно и к лучшему.
Посетители рынка хуже детей в зверинце. Останавливались, глазели так, словно никогда прежде не видели другого человека, тыкали пальцами, обсуждали. Бывало, и по стеклу стучали, пытаясь вывести нас из сонного равнодушного оцепенения, и между собой разговаривали громко, не стесняясь, полагая, должно быть, что мы в этой прозрачной коробке ничего не услышим.
Мы слышали. Только наше отношение, наше мнение уже ничего не могли изменить.
Солнце стояло в зените, небо безоблачное и в стеклянной клетке сегодня особенно душно. Витрина заперта, вентиляция отвратительная, от острого запаха пота, моего и оставшихся троих рабов, щипало в носу и к горлу подступала тошнота. Еще два дня и рынок закроется до следующего месяца. Пережить бы. Переживу — и что дальше? Непроданные рабы хуже испортившихся продуктов. Я слышала, несчастных сдавали за бесценок в шахты, на стройки и на заводы, куда постоянно требовалась дешевая рабочая сила. Невольникам и платить не надо: грязная подстилка в бараке да миска похлебки — вот и все затраты.
Почему я не убила себя, как велел храмовый устав, как завещано той, чье тело остается непорочным до конца бытия? Пока была возможность?
Трусиха.
Темный силуэт по ту сторону стекла уже с минуту пристально меня разглядывал. Поначалу чужое внимание смущало, тревожило и пугало, потом стало все равно.
Человек шагнул вплотную к витрине. Мужчина, волосы короткие, вроде не слишком стар и не слишком юн. Больше ничего не различали мои слипающиеся, не желающие видеть глаза. Незнакомец же провел раскрытой ладонью по стеклу, не касаясь порядком заляпанной поверхности. И меня пробрал неожиданно холод, накрыл ледяным плащом и, кажется, даже нагретый воздух в клетке перестал сжиматься тисками на шее. Я не сдержала дрожи, инстинктивно поежилась, желая обхватить себя руками. А на размытом пятне лица мне вдруг почудилась удовлетворенная усмешка. Затем человек ушел.
Наверное, я на грани обморока от духоты, жажды и голода, иначе откуда эти ощущения, не отличимые от настоящих? Или на краю безумия.
Позади зазвучали шаги, звякнули ключи, дважды щелкнул отпираемый замок.
— Прекрасный выбор, добрый господин, — льстивый голос Шадора, торговца и мучителя, лился сладким медом. — Редкой красоты дева да к тому же невинна, как в день своего рождения.
— Лично проверяли?
— Что вы, что вы! — откровенной насмешки Шадор то ли не заметил, то ли не счел нужным на нее реагировать. — Она из храма непорочных дев в Сине, что был в поверженной Феоссии, и не моим рукам прикасаться к телу божественной сестры.
Не прикасался он, как же. И невинность девушек проверял сам.
В ту мерзкую, бесконечно унизительную минуту я впервые пожалела о своем малодушии. Яд действовал быстро и безболезненно и, прими я еще в храме крошечную белую пилюлю, не стояла бы сейчас, едва одетая, пошатывающаяся от усталости, в этой клетке на глазах зевак.
Широкая, волосатая лапища охранника вытащила меня из витрины. Тело онемело от долгого выматывающего стояния в одной позе, пол клетки был выше пола остальной части маленького крытого павильона и я, делая одеревеневшими ногами шаг наружу, запнулась о край дощатого настила. Не упала лишь благодаря верзиле-охраннику, мертвой хваткой вцепившемуся в мой локоть. Выпрямилась с трудом, морщась от боли в вывернутой руке.
— Бывшей божественной сестры, — поправился Шадор. — Желаете осмотреть товар, убедиться в несомненной прелести девы и отсутствии изъянов?
— Она девственница, вполне миловидна и стройна. Больше меня ничего не интересует. Сколько?
— Двести дарров.
— Идет.
Даже не глядя на Шадора, я чувствовала удивление торговца. На каком рынке покупают товар сразу, не торгуясь, не пытаясь сбить цену? Не осматривают покупку, не проверяют, убеждаясь, что она стоит потраченных денег, что под красивой оберткой не скрывается порченое содержимое?