— А ты?
— Норд прав: братству нужна ценная рабочая единица. За партиями надо следить, кто-то должен вести переговоры со сторонами, контролировать выполнение планов, разбираться и предупреждать внештатные ситуации. Кроме определенного количества в круге, собратья требуются и на самих местах, совсем в одиночку старшие не справятся. И я выразил полную готовность и впредь служить идеалам Тринадцати.
— Рейнхарт не поверил, ты сам сказал.
— Нет. Рейнхарт мало кому верит на слово, но, получив доказательство моей лояльности братству, он станет менее подозрителен и, возможно, более откровенен.
— И что же это за доказательство? — спросила я.
— Я должен проследить, чтобы Норд не наделал глупостей и мы втроем тихо, спокойно и без проволочек приехали во дворец, — ровный, равнодушный почти голос. Тьма в глазах. — И, что бы там ни произошло, я и пальцем не шевельну, чтобы помочь ему или тебе.
Значит, Дрэйк фактически — наш надзиратель и один из сопровождающих, готовый пресечь малейшую попытку к бегству, к сопротивлению?
— И… на что еще ты уже согласился? — я смотрю недоверчиво на мужчину, пытаясь понять, что ему известно на самом деле.
— Отказаться от привязки.
Об этом я знаю, но сомнения тянутся к свету неожиданной информации, распускаются новыми листочками подозрений.
— Послушай, Айшель. — Дрэйк обхватил мои плечи, посмотрел в глаза внимательно, серьезно. — Всех троих они не отпустят, хотим мы того или нет. Тебя и Норда, что бы ни обещал Рейнхарт, — тоже. Мы можем лишь вынудить их отступиться от твоих поисков. Я не буду знать, где ты находишься, и не хочу этого знать ради безопасности твоей и ребенка. Что до Норда, то ты права, без тебя он не сможет, поэтому принятое нами решение — единственно разумное при нынешних обстоятельствах.
Какое решение? Рейнхарт все-таки рассказал Дрэйку больше, чем тот говорит нам? Или мне?
Я и хочу спросить, и понимаю, что правды Дрэйк не скажет.
— А ты? — прошептала я. — Ты сможешь без меня?
Сколько часов назад наша с Дрэйком привязка была инициирована полностью? Десять? Двенадцать? А с Норданом я связана дольше, сильнее, крепче и узами не только эмоциональными и магическими.
— Мне придется, — произнес Дрэйк тихо.
Мужчина привлек меня к себе, поцеловал, опаляя мои губы последним прикосновением пламени, грядущей пустотой, серой, будничной, бесконечной. Как они будут жить в ней, вращаться, существовать день за днем? У меня останется наша малышка, но что останется мужчинам? Если мне удастся каким-то образом сбежать, смогу ли я вернуться когда-нибудь или обречена скрываться до моего последнего дня?
Дрэйк отстранился, коснулся моего подбородка, погладил подушечкой большого пальца, улыбнулся слабо, с ноткой печали, отчего мое сердце сжалось. И отступил в сторону, пропуская меня вперед. Я направилась к двери, опасаясь оборачиваться, зная, что увижу маску ледяного равнодушия, какую видела уже сегодня утром. Понимая, что это необходимо, что лишь Нордану пока позволено держать меня за руку, обнимать на глазах посторонних, Дрэйк же должен играть роль, вести свою линию до конца. Понимая и все же страшась тьмы в его глазах.
Карты розданы. Наш ход.
Наемники Рейнхарта, вопреки моим ожиданиям, выглядят просто, обыденно даже. Обычные серые или черные костюмы для среднего класса, невыразительные, незапоминающиеся лица. Оружие если и есть, то мной, неискушенной в подобных вещах, не замечено. Ни пистолетов, ни кривых ножей, ни грязной, неопрятной одежды, ни заросших, угрюмых лиц.
Присланный за нами автомобиль больше тех, которые я видела прежде, и сидения в салоне расположены как в старых каретах — два обитых кожей диванчика друг против друга. Перегородка со стеклом, отделяющая места пассажиров от водителя. Я сажусь рядом с Норданом, Дрэйк напротив и вместе с ним мужчина вида бледного, невзрачного, которого Нордан называет насмешливо «дрессированным пуделем, показывающим фокусы по команде Рейнхарта». И я догадываюсь, что передо мной колдун. Колдун бросает на меня взгляды суетливые, полные странного, жадного любопытства. Это не сугубо мужской интерес, но нечто иное, скользкое, словно маг делает на мне разметку, будто на куске ткани, перед тем, как начать разрезать. Ленивое обещание Нордана вырвать и выбросить глаза колдуна в окно за еще один взгляд в мою сторону заставляет человека сжаться и неохотно отвернуться от меня.
Молчание в салоне нарушают лишь невнятное бормотание колдуна и щелчки перебираемых им костяных четок. На сей раз Нордан только хмурится раздраженно, но ничего не говорит. Обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, прячусь в кольце надежных рук от показного спокойствия вечерней Эллораны, от неизвестного будущего, от застывшей на лице Дрэйка маски равнодушия. Над крышами домов собираются тучи, заслоняя бледный серп луны и россыпь мелких бисеринок-звезд, сгущаются массой плотной, иссиня-черной. В глубине жалуется ворчливо гром, вспыхивают легкомысленно росчерки молний. Воздух тяжел, душен, но дождь не торопится прийти, принеся с собой прохладу.