— А я уж было усомнился на мгновение, — заметил мужчина, властным движением поворачивая мое лицо в одну сторону, затем в другую. — Ротик открой.
Я повиновалась. Проверка зубов — вещь не страшная.
Бывает и хуже.
— Отлично. — Мужчина разжал пальцы и повернулся к Шадору, чья лысина, кажется, заблестела сильнее во время моего осмотра. — Уладим формальности.
Необходимые формы документов стандартные, в нужных пустых местах вписываются имена, сумма, дата. Бумага, подтверждающая, что товар продан за такую-то сумму, такому-то человеку, оплачен и получен в надлежащем виде, покупатель претензий не имеет. Свидетельство, что я являюсь собственностью. Лапа охранника все еще на моем плече, однако продавец и покупатель заполняли документы прямо передо мной, подложив под бумагу принесенную Шадором дощечку.
— Имя владельца в свидетельстве? — уточнил торговец.
— Я сам позже впишу. Это подарок.
На небольшой площадке за оградой рынка нет и намека на тень, защиты от немилосердно палящего солнца. Вокруг самодвижущиеся экипажи без лошадей, немного дальше, за пересеченным дорогой пустырем, начинались двухэтажные терракотовые дома.
Мужчина достал из внутреннего кармана куртки маленькую черную книжицу, открыл, быстро заполнил, вырвал страницу и протянул Шадору. В Феоссии до сих пор расплачивались наличными, но я уже знала, что это за бумажка.
Чек.
Меня продали, купили и впоследствии подарят. До чего омерзительно ощущать себя имуществом, вещью, передаваемой из рук в руки! И ничего теперь не поделаешь. Феоссия полностью захвачена Эллорийской империей, на моей родине не осталось ни одного города, большого и малого, которого не коснулось бы дыхание войны. Даже будь я свободна, мне некуда идти, некуда возвращаться. И возражать, сопротивляться бесполезно — видела я, как обходятся со строптивыми рабами.
Шадор спрятал чек среди своих экземпляров документов, сложенных в папку, и, льстиво улыбаясь, извлек из кармана плоскую серую коробочку.
— Браслет для рабыни, — пояснил торговец.
— У меня есть средство понадежнее ваших побрякушек, — возразил мужчина и открыл дверь находящегося рядом экипажа.
Шадор кивнул охраннику и тяжесть с плеча наконец исчезла. Все?
Я растерянно посмотрела на распахнутую дверцу, потом глянула на ныне бывшего владельца. Новый же вздохнул, приблизился ко мне, ухватил за плечо и втолкнул внутрь экипажа. Пригнуться я не успела и ударилась головой о верхнюю часть проема. Неловко упала на кожаное сиденье, услышала, как позади захлопнулась дверь. Мужчина через другую дверцу сел в кресло в передней части экипажа, коснулся длинной панели перед собой, полной неизвестных мне значков, рычажков и приборов. С урчанием экипаж выехал на середину площадки, повернул на ведущую к домам дорогу.
Все. Теперь безвозвратно.
Накатил страх, резкий, удушающий. Я не ждала ничего хорошего от собственного будущего, в моем случае бордель среднего класса был бы участью лучшей, нежели немолодой любитель невинных девушек, вскоре перепродавший бы меня очередному торговцу на том же рынке. Но не один из братства Тринадцати!
Не человек.
Я села, высвободила из складок плаща руку, потерла место удара. Больно. И шишка наверняка будет.
— Тебя как зовут? — спросил вдруг мужчина ровным тоном.
— Сая, — имя сорвалось с губ само.
Я почти привыкла, почти научилась откликаться на него. Все равно оно стоит во всех бумагах, начиная с первой описи захваченной в Сине военной добычи и заканчивая только что подписанными документами.
Короткое, незамысловатое имя, какое и положено обычной храмовой послушнице родом из простого сословия.
— Нордан.
Одно имя? Ни десятка других имен, ни фамилии, ни титула, ни какого-либо обозначения статуса?
— Ты действительно из знаменитого храма непорочных дев?
— Да.
Надо справиться со страхом, успокоиться. Мужчина член братства, значит, холод в клетке мне не почудился. И пытаться сбежать, сопротивляться, плакать, умолять еще бессмысленнее, чем у работорговца.