Подточенная скудным питанием фигура – иначе как тощая её теперь и не назовешь. И короткое неглиже, выставляющее тело напоказ, смотрелось на диво удручающе.
Я повернулась к зеркалу спиной, спустила с плеча бретельку, разглядывая в отражении клеймо. Чёрные ленты сплетались в причудливый цветок размером немного меньше моей ладони, изгибались пятью лепестками, оплетая лопатку и спускаясь ниже. Красиво по-своему.
Если забыть об истинном предназначении этого цветка.
Стук в дверь заставил вздрогнуть.
– Сая?
Не сдержит?
Я заполошно огляделась в поисках прикрытия. Или в который уже раз смириться?
– Сая, не думаю, что ты готова расхаживать по дому в том, что на тебе сейчас надето…
Члены братства способны видеть сквозь предметы? Откуда мужчине известно, во что я одета и одета ли?
Нет, всё проще. Он не закрыл полностью дверь в гардеробную.
Я приоткрыла створку, осторожно выглянула из-за неё. Не могу понять, почему вернулась стыдливость? Мне казалось, жизнь у торговца если и не отучила стесняться, то, по крайней мере, привила терпение и должное смирение с необходимостью раздеваться перед посторонними. Перед мужчинами, ощупывающими моё тело взглядами жадными и равнодушными, оценивающими и досадливыми.
– Возьми. – Дрэйк протянул белую рубашку. – Она хоть и не новая, но чистая, не беспокойся.
– Благодарю. – Я забрала одежду и быстро закрыла дверь.
И этого мужчину я тоже не понимаю.
Я не стала после торопливого душа надевать неглиже. Трусики оставила. Пусть лишь две узкие кружевные полоски, однако без нижнего белья я чувствовала себя совсем неловко. Рубашка слабо пахла сандалом и летом и, застегивая пуговицы, я утыкалась носом то в рукав, то в плечо в бездумной попытке сохранить аромат в памяти.
Дрэйк ожидал в гостиной. Безупречно белая рубашка, темно-синий пиджак без единой складки, брюки, жилет. Заметив меня на пороге спальни, скользнул оценивающим взглядом.
– Надо попросить Пенни найти для тебя нормальную одежду. Нормальную женскую, я имею в виду. – Мужчина приблизился к ведущей в коридор двери и распахнул створку. – А пока не помешает позавтракать.
Я пересекла гостиную, вышла. Дрэйк последовал за мной, закрыл дверь, двинулся по коридору. Я держалась на шаг позади, украдкой рассматривая картины.
– Ты из Феоссии, а откуда конкретно?
– Храм непорочных божественных дев в Сине.
– Да, слышал. Значит, из последних… – мужчина всё-таки осекся.
Фразу закончить несложно. Из последних партий.
– Послушница или жрица?
– Послушница.
– Семья, родные есть?
Многовато вопросов. И сами вопросы странные. Праздное любопытство?
– Есть, – помедлив, ответила я. – Были. Родители. Но я не видела их с начала войны и не знаю, что с ними стало.
Выжили ли мама с папой, остались ли в Феоссии? Или навсегда исчезли среди возвращавшихся в империю железных муравьев? Могло статься, что папа погиб, а мама затерялась в наводнивших невольничьи рынки империи неисчислимых партиях живого товара.
– Сама решила встать на путь служения богине?
– Да. Нет. Не совсем, – я пыталась подобрать нужные слова, не раскрывающие всей правды, но и не лгать откровенно тому, кто был ко мне добр. – Мама сказала, что придется отдать меня в храм, а позже я… сама поняла, что это правильное решение.
В конце концов, множество девочек и юных девушек оказывались в храме по решению семьи. Кто-то был одарен милостью Серебряной, кто-то желал пройти свой жизненный путь в служении богине, от кого-то избавлялись законным способом.
Мы спустились на первый этаж и прошли в столовую. Небольшая светлая комната с большими окнами и длинным столом в центре, камином и буфетом. Стол на восемь персон, однако накрыты только места во главе, друг против друга. Горничная в форменном светло-сером платье с белым фартуком как раз расставляла на столешнице тарелки.
– Поставьте, пожалуйста, ещё один прибор, – попросил Дрэйк.