– Дрэйк, вы… сердитесь на меня?
– Нет, что ты, Сая… Айшель, – мужчина вдруг посмотрел на меня пристально. – Есть ещё что-то, о чем мне следует знать?
– Да, я… – должна преодолеть эту пропасть. Я не могу оставить её преградой между нами и мне всё равно, что скажет потом Нордан. – Лунные жрицы действительно не исчезли полностью, они укрылись в храме в Сине, где впоследствии стали тайно обучать юных носительниц дара Серебряной богини. И я одна из носительниц.
Дрэйк улыбнулся одобрительно, но я не заметила ни намёка на удивление.
Или ему уже известно?
– Вы… знали?
– Валерия упоминала. Но я надеялся, что ты сама расскажешь.
– Она ведь не…
– Тебя с ними не было, – мягко напомнил мужчина. – И никакой магии Её императорское высочество не видела.
– Спасибо.
– Ты постоянно меня благодаришь, хотя, по сути, не за что.
– Вы не правы. Вы столько сделали для меня…
– Айшель, ты ещё плохо представляешь, на что тебя обрёк укус и привязка к Норду. – Дрэйк шагнул ко мне, сокращая расстояние между нами, коснулся осторожно моего подбородка. В глазах тревога и отблеск утренней нежности украдкой. Я смотрела в темноту, искала следы того огня, что видела на балу, что опалил мои губы во время нашего поцелуя в автомобиле. – Братство не допускает привязанностей среди своих членов, потому что отношения, будь то родственные связи, дружба или любовь, с другим человеком, кем бы он ни был, – это прежде всего слабость, которой могут воспользоваться. Это потенциальная уязвимость, не физическая, но оттого не менее опасная, особенно для бессмертного существа. Это вероятный выбор, который однажды может быть сделан не в пользу Тринадцати. Поэтому привязанности запрещены – друзья, возлюбленные, а оставшихся в живых родственников ни у кого из нас давно уже нет.
– А если кто-то ослушается?
– Нас слишком мало, чтобы братство рисковало своим бессмертием. Проще отсечь привязанность. И наш образ жизни, наши правила, сформированное братством и долголетием отношение к людям как к шахматным фигурам, которыми надо жертвовать без лишних вопросов, таковы, что никто из нас не стремится сближаться с кем бы то ни было. Постарайся не волноваться об этом, риск существует, но он не настолько велик.
Я кивнула, подтверждая, что верю, хотя тревога, замаскированная нежностью, ласковой улыбкой, ясно говорила, что на самом деле риск выше, чем на словах Дрэйка. Что случайную привязанность можно спрятать, укрыть в надежном месте. Но мы с Норданом связаны иначе и неизвестно, сможем ли находиться вдали друг от друга.
Впрочем, завтра нам представиться возможность выяснить всё опытным путем.
Дрэйк бережно, едва ощутимо поцеловал меня в лоб, вызвав одновременно и тепло радости, и горечь разочарования. Отступил в сторону.
– Иди к Лиссет. Она, должно быть, уже заждалась.
Я кивнула вновь, вышла. Повела зябко плечами, плотнее закуталась в шаль. В коридоре холодно. Слишком холодно для теплого дома и теплой погоды.
Коридор пуст. Я пересекла его, вертя головой, но никого не заметила. Выскочила на лестницу, спустилась в холл. Лиссет сидела на балюстраде на первой ступеньке и при виде меня поднялась.
– Где Нордан? – спросила я.
– Убежал следом за тобой, вернулся буквально перед тобой и с такой перекошенной физиономией, что я всерьез начала опасаться, как бы он тут всё не заморозил со мной вместе. Ничего мне не сказал и вылетел из дома как ошпаренный. Что он опять натворил?
– Снова подслушивал.
И на сей раз определенно слышал весь разговор. Я не упоминала ни о чем рискованном, неподходящем для ушей Нордана, однако нет уверенности, что мужчина действительно не слышал ничего из нашей с Лиссет беседы. И если слышал больше, нежели последнюю фразу лисицы, то мне страшно представить, какие выводы Нордан сделал и о чем сейчас думает.
Конец ознакомительного фрагмента