Лунные искры отражались в темных глазах, замирали крошечными каплями застывшего серебра. Моей ладони коснулся холодок, и я с трудом заставила себя отвести взгляд от завораживающей темноты.
Звездочки обратились кусочками льда, подобно насекомым в медовом золоте янтаря. Целая россыпь бриллиантов, граненых, прозрачных, с заключенным в глубине серебряным огоньком, что продолжал мерцать далекой звездой. Я улыбнулась, рассматривая это маленькое чудо и жалея только о том, что лед растает, а сияние рассеется.
Нордан отпустил мою ладошку, и я сжала ледяные звезды в кулаке.
– Я смогу тебя защитить, котенок, – голос тих. Лицо так близко, что я чувствую дыхание мужчины на своих губах, чувствую запах вина и тумана.
– От чего?
– От всего. Ото всех. От любого, кто осмелится забрать тебя.
Звездочки падают из разжатого кулака. Я слышу, как с шорохом раскатываются они по полу.
Нордан потянул за пояс халата, и шелковая полоска развязалась точно сама собой, без малейшего усилия. Мужчина спустил халат с моих плеч, лазурный шелк скользнул по рукам, открывая белую сорочку, в определенной мере скромную, украшенную голубыми лентами. Но слишком тонкую, не скрывающую линий тела. Возможно, пеньюар был бы более уместен. Не знаю, почему я выбрала обычную сорочку?
Легкое прикосновение губ к моим, чуть приоткрытым. К щеке, к скуле, даже к кончику носа. И я, решившись, развела края чёрной рубашки, сняла её с Нордана, подозревая, что оставил он эту деталь одежды из-за меня. Мужчина обхватил моё лицо ладонью, снова накрыл мои губы своими. Поцелуй глубже, настойчивее, кружит голову и, чтобы устоять на ослабевших вдруг ногах, я обняла Нордана за плечи, цепляясь отчаянно, словно за опору единственную, надежную. Вторая рука легла на талию, но сразу опустилась ниже, поглаживая бедро, ягодицы. А я и не надела под сорочку ничего. Самое интимное прикрыто, однако ладонь всякий раз оказывалась чересчур близко к краю подола, вынуждая застывать ледяной скульптурой.
Нордан отстранился чуть, увлёк меня за собой, прочь от окна, за которым сплетались тени.
Возле разобранной кровати ковер и мои босые ступни утонули в пушистом ворсе. Поцелуй, мягкий, теплый, успокаивающий. Рука, легко скользящая по моей спине. Жар мужского тела – я ощущала его сквозь тонкую ткань, ощущала открытыми участками кожи, ощущала, как внутри меня разгорается похожее пламя. Вспыхивает ярче, сильнее, наполняет, лишает дыхания, ясности мысли.
Но я не хочу сейчас мыслить ясно.
Нордан опустился на кровать, поправил подушку под спиной, притянул меня, усаживая к себе на колени. Я дернулась слабо, не вполне уверенная в правильности происходящего. Ладони проникли под сбившуюся на бедрах сорочку, удерживая меня на месте.
– Тише. Ты же не боишься? И не бойся.
– Я не боюсь, я только не знаю… – что надо именно так. Что так можно.
– Не знаешь, верно, – от ласкового тона, от дыхания, щекочущего шею, бросало в дрожь, но дрожь приятную, волнующую. – Поэтому придется довериться.
Я обняла мужчину, прижалась сама, опьяненная жаром, близостью, чувствами, лишь отдаленно похожими на те, что рождались в тот, первый раз.
– Я верю тебе, – выдохнула в губы, не задумываясь, не пытаясь понять, откуда возникли вдруг эти слова.
Я просто произнесла.
Мгновение Нордан смотрел мне в глаза, пристально, удивленно, настороженно. Затем поцеловал. Долго, нежно. И мне показалось, что в воздушных, кремовых оттенках этого поцелуя появилось неожиданно что-то новое, неведомое прежде. Новый вкус, новый цвет, хотя я едва ли могла сейчас описать его, разобраться, чему он подобен.
Возможно, позже.
Пальцы скользнули по животу, опустились ниже, и я вздрогнула вопреки тому, что это было и в прошлый раз. Но выгнулась послушно, открывая шею поцелуям более обжигающим, более требовательным. Вздохнула прерывисто, ощущая губы на груди сквозь ткань сорочки, ощущая, как сомкнулись они на вершинке, ставшей вдруг странно чувствительной.