– Сколько ты наследовал и сколько обещал зятю? – спросил Янон, – нам важно знать.
– Я пулучил четыреста шекелей серебра, а Цадоку назначил сто.
– Где сейчас находятся деньги?
– Они у меня дома.
– А теперь, Эйнав, расскажи о последнем посещении Цадока, – попросил Шем-Ханох.
– Приехал Цадок со слугой своим, кажется, по имени Ярив. Лицом красивый и крепкий телом юноша. Я сердечно принимал гостей, угощал всем лучшим, что было дома. Цадок с Диной уж собрались прощаться, но я удерживал. Я ждал прибытия казны со дня на день и хотел отдать Цадоку его часть – мне не терпелось покончить с этим делом. Я сообщил ему о величине наследства и о его доле. Тут он заторопился домой. Сказал, что когда прибудут деньги, вернется за ними и слугу с собой прихватит. На следующий день после его отъезда я получил груз серебра, и тут же пришло страшное известие…
– Эйнав, ты сообщил нам важные вещи, и мы благодарим тебя, – сказал Шем-Ханох, – поверь, мы скорбим вместе с тобой. Я полагаю, что серебро, которое ты хранишь дома, должно быть надежно спрятано. Однако, навряд ли ты станешь заниматься этим до окончания семи дней траура. Поэтому для безопасности твоей и твоего наследства мы устроим охрану. На этом прощай, и да утешит тебя Господь в твоем горе.
Шем-Ханох и Янон покинули дом Эйнава. Остановились, каждый думал о своем.
– Слушай меня, Янон, – я не сомневаюсь, Эйнаву грозит беда. Ты знаешь, сколь чужда мне мистика, и как презираю я всяческие суеверия, но при всем при том я полагаюсь на предчувствия, как на очевидность, и сглаза весьма опасаюсь. Потому не стану раньше времени оглашать свои догадки. Будь добр, до окончания дней траура поживи у Эйнава охраны ради. Надеюсь, твои жены стойко перенесут недолгую разлуку. А я тем временем повстречаюсь с Яривом и еще с кем-нибудь, если потребуется. Я пошлю к тебе мальчика. У него быстрые ноги и цепкая память. С его помощью ты ежедневно будешь докладывать мне о развитии событий.
Порешивши на этом, дознаватели распрощались. Янон остался у Эйнава, а Шем-Ханох уехал.
7
Не мешкая, Шем-Ханох наладил колесницу в сторону горы Эфраимовой и, домчавшись до места, направил свои стопы к Яриву, проживавшему неподалеку от Цадока. Посланца старейшин встретил красивый и крепкий парень. Лицо молодца грустило, очи были подернуты не юношеской печалью.
– Я скорблю вместе с моим дорогим хозяином Цадоком, – сказал Ярив после краткой церемонии знакомства.
– Верно ли, драгоценный Ярив, что ты намерен жениться на Нааме?
– Да, мой господин, мы полюбили друг друга с первого взгляда. Окончатся дни траура по несчастной Дине, и мы с отцом невесты станем готовиться к свадьбе.
– Ярив, а ведь ты всего-навсего слуга, откуда у тебя деньги на могар?
– О, господин мой, мне привалило счастье необычайное! Не зря отца Наамы зовут Менахем! Этот милосерднейший человек совсем некорыстолюбив. Счастье дочери для него первее мошны. Он видел, как горячо полюбила меня Наама и не стал требовать выкупа, наоборот, пообещал небольшое приданое. Этого, вместе с мною прикопленным, нам с Наамой хватит на начальное обзаведение.
– Воистину, Ярив, ты родился под счастливой звездой! Любовь и бедность – благословенное совпадение!
– Как хорошо, мой господин, что сердце твое чутко слышит голос любви! Да, люди в большинстве алчны и бескорыстию не верят. Ты – исключение!
– Я польщен! А теперь припомни-ка, любезный, известные тебе события. Преступники поначалу требовали выдать им Цадока, потом отступились, согласились удовольствоваться Диной. А тебя, молодого красавца, даже и не помянули. Ты был там, как объснишь чудеса?
– Мой господин, любовь и радость переполняли меня, и только это я могу тебе сказать!
– Однако, Менахем сообщил мне, что ты выходил на улицу, где насильники готовились бесчинствовать!
– Ах, да! Совсем забыл, я, кажется, действительно на мгновение высунулся из дома. Я должен был угомонить душевное волнение в груди. Я был опьянен признанием Наамы, и, поверь, вещи неромантичные проносились мимо моих ушей и глаз. Кто, как не ты, поймет меня!
– Благодарю тебя, Ярив, за честные слова. Не сомневаюсь, что вскоре мы свидимся вновь. До встречи.
Ложь слуги была чрезвычайно приятна Шем-Ханоху. Теперь-то он не сомневался в своих догадках.
8
Как и условлено было, Янон поселился в доме Эйнава, охраняя жизнь и достояние скорбящего. Через расторопного мальчика-курьера он передавал регулярные донесения Шем-Ханоху. Впрочем, ничего опасного или подозрительного не происходило, царили покой и печаль. Покладистый юный связной не отказывал Янону в личных просьбах и исправно передавал обеспокоенным его женам, старшей и младшей, обещания скорого возвращения домой их верного супруга.