За ними стоял волк.
Вначале Люсинда подумала, что это большая собака Фернандо, но, когда животное с дикими глазами и капающей изо рта слюной, пошатываясь, вошло в ворота, она поняла, что это волк, причем больной.
Один из охранников Патана выпустил стрелу, которая вонзилась в живот волка, но, вместо того чтобы умереть, животное в слепой ярости понеслось по двору. Лошади разбежались в стороны, когда волк щелкнул желтыми зубами у их ног.
Майя переместилась поближе к Люсинде.
— Мы здесь в безопасности, — сказал погонщик. — Мой друг ничего не боится. Волк не может ему ничего сделать.
Но, несмотря на это, погонщик стал чесать слона за ухом и шептал успокаивающие слова.
Лошади гарцевали и взбрыкивали, пытаясь лягнуть больное животное.
— Как удерживаются всадники? А что если они упадут? — прошептала Майя.
Фернандо поспешно увел Сильвию в дом.
Через несколько минут, которые показались вечностью, волк в изнеможении рухнул на землю. К нему подъехали всадники с натянутыми луками, готовые в любой момент выпустить стрелу. Но они каждый раз отступали назад, когда волк дергался. Да Гама нацелил на волка пистолеты, но почему-то никто не стрелял.
Затем Патан спрыгнул на землю и взял один пистолет из седельных вьюков Да Гамы. Бурак спокойно подошел и встал над дрожащим волком. Он выстрелил. Выстрел попал в голову, тело волка содрогнулось.
Патан крикнул, что все в порядке. Двое его охранников отнесли тело волка в лес, начинающийся за воротами.
Дверь Фернандо открылась, но он больше не выходил. Вместо этого он высунул маленькую ручку, обрамленную кружевами, и прощально махал носовым платком.
Слиппер все это время храпел.
ЧАСТЬ II
Разбойники
Вскоре паланкин снова начал бесконечное раскачивание. Майя заняла свое обычное место и положила на колени книгу из пальмовых листьев. Слиппер так и храпел, свернувшись рядом, и напоминал шар, катающийся по подушкам. Люсинда смотрела, как дом Аналов исчезает за деревьями, растущими вдоль дороги. Вскоре смотреть стало не на что, по пути попадались только деревья, все новые и новые деревья. Люсинда задернула занавески и постаралась устроиться поудобнее.
Делать было нечего, только сидеть. Люсинда сожалела, что не взяла с собой какое-то шитье, хоть что-то. Она бросила взгляд на Майю и подумала, не стоит ли ей напомнить про мышьяк, но баядера казалась полностью поглощенной чтением, и Люсинда прикусила язык.
Кто-то поставил в углу паланкина вазу с фруктами, но они оказались незнакомыми. Люсинда выбрала один плод, который чем-то напоминал яблоко, но, проткнув тонкую кожицу пальцем, увидела, что внутри он коричневый. Она положила его назад, так и не попробовав. Девушка огляделась по сторонам и заметила, что Майя смотрит на нее.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила Люсинда.
— Я много думала, — сказала Майя. — Вчера мы говорили о том, что такое быть рабом.
При воспоминании об этом разговоре Люсинде стало не по себе. Какой-то холодок пробежал по спине.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — ответила Люсинда.
— Послушай меня минутку.
Люсинда закрыла глаза, приготовившись к новому оскорблению. Казалось, Майе трудно начать говорить, но когда она наконец это сделала, ее голос зазвучал отстраненно и грустно.
— Я была груба. Я причинила тебе боль, бросая правду в лицо. Может, я и говорила умно, но я говорила не правдиво, потому что правда не ранит.
Слова были неожиданными, и выражение лица Люсинды смягчилось.
— Месяц назад я танцевала для богов, теперь я рабыня. Мои мысли путаются, как мокрая веревка. Моя голова в таком состоянии, что я едва ли знаю, что скажу дальше.
Люсинда не шевелилась и смотрела в ничего не выражавшее лицо Майи.
— Я понимаю, — наконец сказала она.
— Правда? Может, и понимаешь. В любом случае, я, как никто, должна уметь контролировать свои слова.
— Я прощаю тебя, — ответила Люсинда.
Майя кивнула, но когда снова подняла голову, на ее лице было написано превосходство, и еще было видно, что ей забавно.
— Я думаю, христиане любят прощать. Этому учит ваш Бог, да?
— Прощение — это благодеяние. Разве индусы не прощают?
— Конечно, мы извиняемся и принимаем извинения, — сказала Майя. — Может, не так, как христиане. «Гита» учит, что, только сложив все наши дела, хорошие и плохие, у ног бога, мы можем надеяться избежать бесконечной паутины боли, которую чувствуем и вызываем.
Она выжидательно посмотрела на Люсинду, но та не знала, что ответить.