— Ты и есть безумец, — грозно прорычал пожилой мужчина, вскакивая из-за стола в центре зала. От него исходили волны гнева, создавая иллюзию разозленного тигра. — Ты смеешь присылать подобное и спокойно заявляться с этой тварью в дом?!
— Успокойся, дорогой, — ласково попросила женщина, сидевшая по правую руку от злого главы. Чуть моложе супруга, госпожа семьи Чэнь не утратила своей утонченности и красоты, оставаясь миловидной женщиной. — Я уверена, Юншэн нам всё объяснит. Верно ведь, сын?
— Да, матушка, отец. — Почтительно ответил Юншэн, склоняясь в легком поклоне. Он давно привык к вспышкам гнева отца, поэтому даже бровью не повел на его оскорбительные слова. — Вы ведь знаете легенду, о семейном наследии Чэнь? Животный духовный инструмент, передающийся лишь в нашей семье. У нашей Сяомин был именно он, и только я знаю, какой вид принимало её оружие. Черная пантера, с золотыми глазами и едва заметными пятнами по телу.
— Ты совсем спятил, негодник! — едва не плюясь слюнями, прокричал глава рода, плавно опускаясь на свое место. Он схватился за голову, смотря из-под кустистых бровей на спокойного сына и пантеру, лежащую у его ног. — Ты считаешь, что мы поверим в этот бред? Что наша Сяомин превратилась вот в это?!
— Я не могу утверждать точно, — спокойно продолжил Юншэн, косясь на вздрагивающую пантеру, которая их словно не слышала. — После встречи с ней, меня не покидает чувство родства. Может, это и не наша Сяомин, однако она точно связана с ней. Вполне реально, что Боги послали её нам в утешение, раз эта кошка точная копия духовной силы сестры.
— Я отказываюсь в это верить, — упавшим голосом произнес глава, прикрывая глаза. Он больше не кричал, лишь удрученно вздыхал. — Мы все любили её, Юншэн, но ты хочешь верить в невозможное. Уведи этого зверя с моих глаз, видеть его не могу.
— Юншэн, мне жаль, — тихо произнесла госпожа Чэнь, с грустью смотря на единственного живого ребенка. В её тёплых карих глазах блестели слезы, однако года, проведенные в этой семье, научили сдерживать свои чувства.
— Как скажете, — помрачнев, угрюмо сказал Юншэн и склонился над пантерой. Ласково проведя по черной шерсти, он добился прямого осознанного взгляда. Тихо и мягко пробормотал: — Пойдем, Рассвет. Нам тут не слишком рады в данный момент.
Глаза Сяомин расширились, превращаясь в два золотых диска. Неужели, он понял? Разговор с родителями она почти полностью пропустила, пребывая где-то между двух миров — прошлого и настоящего. От ласковых глаз брата хотелось разрыдаться, уткнувшись ему в плечо. От него исходило невероятное спокойствие, которое она пыталась перенять. Так было начиная с самого их детства, когда он выручал её из передряг и оправдывал перед родителями. Идеальный Юншэн, единственный, кто всегда мог поддержать и вытереть слезы. Сяомин кое-как поднялась на лапы, уткнувшись ему в грудь мордой и тяжело вздохнула.
Покидая малый зал, она оглянулась назад. Там, среди простых колон и пустых столов, сидели постаревшие родители. Сгорбленная фигура отца, вцепившегося в свои посеребренные волосы, навсегда отпечаталась в её памяти. Сидевшая рядом мать, легко поглаживала его плечо, второй рукой вытирая слезы. Они изменились, утратили ту силу, что чувствовалась в них прежде. Неужели, так и происходит, когда ребенок покидает мир живых вперед родителей? Они больше не источали той жажды к жизни, став призраками самих себя.
— Прощайте, я всегда любила вас…
***
Остаток дня и ночь пролетели для Сяомин как одним миг, она даже не поняла, как настало время возвращаться во дворец. Закрывшись в комнате брата, она свернулась в клубок и так провела всё время. Юншэн смог лишь раз вытащить её наружу, дабы поужинать в тени деревьев. Они молча ели, раздумывая о своём, изредка переглядываясь. Сяомин перепало несколько видов мяса, слегка прижаренного на открытом огне, навивая воспоминания о путешествии с Вэньмином и Сюли. Накатившая тоска не отпускала, усиливаясь при взгляде на знакомые с детства места и вещи. Ничто не могло успокоить взбунтовавшиеся воспоминания, которые так и норовили подкинуть новые картины прошлого. К н и г о е д. н е т
Когда по утру пантера вернулась во дворец, ей хотелось забиться в самый дальний угол и проплакаться. К сожалению, это было невозможно. Покои Юйлуна пропитались запахами, которые не могли скрыть благовония. Аромат духов наложницы, страсти и вина буквально впитался в стены и пол комнаты. Едва сунув туда нос, Сяомин вылетела из покоев как ужаленная. Вздрагивая и потирая морду лапой, она метала молнии из глаз. Никчемные слуги даже не проветрили их, хотя это входит в обязанности.