Он успел еще вчера многое поведать ей, но о случившемся в Корсье рассказал только сейчас. Кое-что она, правда, знала из его писем, но то были лишь глухие намеки. По соображениям, которые Владимир Ильич считал важными, он старался, чтобы слухи о мучительных раздирательствах с Плехановым в Корсье не распространялись. Это было бы не в интересах «Искры» и сплочения партии.
Надежда Константиновна возмутилась, узнав всю правду об этих раздирательствах:
— Володя, ведь он вел себя ужасно, судя по всему. Как он мог так? И это Плеханов!
Владимир Ильич рассказал, что в январе Плеханов и Аксельрод вдвоем приезжали сюда на короткое время, и в этот раз все обошлось без драки.
— Зачем же они приезжали? Инспектировать, как поставлена «Искра»? Ну их!
Владимир Ильич, когда рассказывал о событиях в Корсье, хмурился, и чувствовалось, до сих пор ему причиняют боль те переживания, которые тогда выпали на его долю. Вопрос Надежды Константиновны и ее непосредственное, из души вырвавшееся восклицание «ну их!» снова вернули Владимиру Ильичу веселое расположение духа. Он расхохотался и вдруг, остановившись, сказал внушительно:
— Только не вздумай, пожалуйста, Надя, как-нибудь выразить свои чувства Георгию Валентиновичу, когда он приедет.
Тут и она рассмеялась.
Приезжали «женевцы», как называл Владимир Ильич Плеханова и Аксельрода, за тем, чтобы ближе познакомиться с положением дел в «Искре». Переписка с ними после Корсье шла деятельная. Владимир Ильич старался держать женевских членов редакции «Искры» в курсе дел газеты, советовался с ними по наиболее важным статьям для очередных номеров. Приехав, «женевцы» нашли, что все в порядке, и укатили.
— А сейчас Георгий Валентинович сам захотел снова побывать у нас, — рассказывал Владимир Ильич. — Ну, что ж. Я ему буду рад. Планов у меня новых много. Поговорим, обсудим.
Об этих новых планах Владимир Ильич говорил Надежде Константиновне и в те часы, когда они прогуливались по саду, и потом, когда они, усталые, но довольные прогулкой, возвращались домой.
Он собирался написать новую книгу, которую мысленно уже назвал «Что делать?», и сожалел, что обилие работы пока мешает засесть за нее. Он много думал в последнее время о принципах организационного строения партии и ее программе. За программу пора приниматься, хотя до съезда партии еще далеко. Зрела мысль о том, что в России пора создать искровский центр; пока там нет такого центра, а отсюда, издалека, трудно координировать работу возникающих там искровских организаций.
— Все это очень интересно, — одобряла Надежда Константиновна.
Давно она не была так счастлива, как в этот день. Опять Владимир Ильич рад возможности делиться с ней самым сокровенным, опять она окружена его вниманием. Ее чуть не до слез растрогало, когда по дороге он купил в киоске букетик фиалок и преподнес ей со словами:
— Это тебе, Надя!.. Ко дню рождения.
— Уже давно прошел мой день! Что ты!
— Я помню, — рассмеялся он, — в феврале… Но ты была далеко. Вот хоть с опозданием прими.
Надежда Константиновна была на год старше Владимира Ильича. Недавно, в феврале, ей исполнилось тридцать два года.
Она с благодарной улыбкой приняла букет.
На другое утро, за чаем, словно стараясь заглушить, сгладить в душе Надежды Константиновны то гнетущее впечатление, которое осталось у нее от его рассказа о случившемся в Корсье, он говорил о Плеханове много хорошего, хвалил его научные труды.
— Знаешь, Надя, после Корсье я опять обратился к его книгам по марксизму. Читать их — наслаждение! Широта кругозора, глубина мысли, превосходное знание человеческой истории. В статье «На пороге двадцатого века» во втором номере «Искры» он снова блеснул.
Надежда Константиновна соглашалась:
— Да, хорошая статья, я читала.
Вышедшие номера «Искры» она изучила от корки до корки. Статья Плеханова ей нравилась, и, конечно, она целиком разделяла взгляды Владимира Ильича на талантливые книги Георгия Валентиновича по вопросам марксизма. Она сама воспитывалась на этих книгах, их идейное влияние на умы революционной молодежи в России было велико.
Но после того, что произошло в Корсье, к прежнему почитанию Плеханова прибавилось сознание, что этот человек не без серьезного недостатка.
— Ведь мы говорили с тобой о нем, помнишь, Володя, — спрашивала Надежда Константиновна, — еще в Сибири.
— Ив Уфе, помню, — произнес он и, словно не желая ворошить старое, махнул рукой.
О встрече с матерью Владимира Ильича, о жизни его родных в Москве Надежда Константиновна рассказала еще в первые часы приезда в Мюнхен. Много нового сообщила она о революционной жизни в России. Она подтвердила, что «Искрой» все зачитываются, и, конечно, всеобщее внимание в подпольных кругах привлекла к себе статья Плеханова, но особенный интерес вызвала передовая «Насущные задачи нашего движения» в первом номере.
— Я сразу поняла, что это ты писал, — говорила Надежда Константиновна. — Знаешь, Володя, когда в Уфе и потом в Москве я читала «Искру», то мне казалось, что почти вся она написана одним тобой. Твой язык, твои мысли. Я узнавала все, о чем мы говорили в Сибири и Уфе.
Смеясь, она добавила:
— Даже мама моя угадала. «Это Володя писал!» Я показывала ей «Искру». С трудом достала в Питере. Каждый номер на вес золота. Я и почерк Плеханова узнала, когда прочла его статью. Но удивительная вещь, право, — продолжала Надежда Константиновна, — даже эта хорошая статья мне показалась, как тебе сказать, излишне масштабной и потому хватающей по верхам. Основная ее мысль, что двадцатый век будет веком неизбежных побед марксизма в общеевропейском масштабе, настолько бесспорна и очевидна, что не требует таких архинаучных рассуждений и ссылок на прошлые века, какие он делает в своей статье.
У Владимира Ильича это замечание вызвало протестующий жест — нет, нет!
А Надежда Константиновна стояла на своем и уже с некоторой запальчивостью повторяла:
— Да, да, Володя! Право, твоя передовая в первом номере стоит десятка таких статей, как статья Плеханова. Я твердо убеждена! Сказано, что делать и как, а не общие слова и грозные пророчества.
В статье Плеханова было одно место, которое звучало почти зловеще. Надежда Константиновна взяла лежавший на комоде второй номер «Искры» и обратила внимание Владимира Ильича на это место:
— В России мне многие показывали на эти строки. Малоутешительное предвидение высказано тут.
«Мы вовсе не думаем, что нас ждет легкая победа, — говорилось в статье. — Наоборот, мы хорошо знаем, как тяжел путь, лежащий перед нами… Не мало в течение этого пути разойдется между собой людей, казалось бы, тесно связанных единством одинаковых стремлений. Уже теперь в великом социалистическом движении обнаруживается два различных направления, и, может быть, революционная борьба XX века приведет к тому, что можно будет mutatis mutandis назвать разрывом социал-демократической «Горы» с социал-демократической «Жирондой».
Перечитав эти строки, Владимир Ильич некоторое время не отрывал от них глаз, потом сказал со вздохом:
— Да, мы над этим местом думали, когда помещали статью в номере, советовались. Ну что ж, борьба есть борьба, Надя, тут он прав.
— Я понимаю, Володя, но в России я от многих слышала, что Плеханов все больше становится бранчлив, а это уж нехорошо.
— Нехорошо, — согласился Владимир Ильич. Он был в хорошем настроении. Шутливо добавил: — Возможно, сказывается возраст. Все-таки учти, Надя, ему скоро пятьдесят!
После чая они пошли искать более удобную квартирку. Жили члены редакции на скудные средства, которые выдавались им из партийной кассы. Выпуск и распространение «Искры» стоили дорого, и приходилось экономить каждый грош.