ИЗ ЖИВОГО РОДНИКА
Немало россиян перебывали за лето и осень в Мюнхене. Искровские организации в России росли, множились. Казалось, вокруг «Искры» образовалось обширное магнитное поле, и теперь уже оно само втягивает в себя все больше людей. Первый год существования «Искры» был каким-то особенно успешным, и, несмотря на все трудности, ее дела шли в гору.
Приезжие из заграничных русских революционных колоний (а политических эмигрантов, покинувших Россию из-за полицейских преследований, в Западной Европе и Америке было немало) навещали прежде всего Засулич. Навещали, разумеется, если имели к ней явку.
Чаще всего человек, отправлявшийся в Мюнхен из Женевы, Цюриха, Брюсселя, Парижа или Лондона, получал явочный адрес у кого-нибудь из членов плехановской группы. Как-то само собой выходило, что начинали такие приезжие деловые встречи и разговоры с Веры Засулич. Ее имя было широко известно среди русских эмигрантов и почитаемо.
А когда приезжали из России — шли к Владимиру Ильичу. Принимали их здесь радушно, устраивали на не-делю-две в гостинице или на какой-нибудь квартире, и начиналось прохождение особого «курса» конспиративных наук.
Этот курс прошел и Виктор Ногин, молодой социал-демократ, приехавший летом из Лондона.
Традицию он не нарушил, пришел сначала к Засулич по явке, полученной в Женеве, где побывал проездом короткое время. И прежде всего он спросил у Веры Ивановны:
— Где «Искра» делается?
В тесной, дешевенькой квартирке, где Вера Ивановна жила одиноко и замкнуто, всегда было набросано, накурено. Казалось, тут обитает не женщина, а какой-то увлеченный своими науками, беспечный к быту студент. На подоконнике с утра до ночи греется большой жестяной чайник, который Мартов — частый гость здесь — называл «этапным». Из этого чайника Вера Ивановна поила всех и кофе и чаем.
Вопрос о том, где делается «Искра», ей задавал чуть ли не каждый приезжий. С кислой улыбкой, в душе не без горечи, она отвечала откровенно:
— Не здесь, не здесь. Я все объясню вам…
И в тот же день приводила приезжего к Владимиру Ильичу. Пока с прибывшим шла беседа, Елизавета Васильевна, пошептавшись с дочерью, отправлялась в магазин покупать сосиски. Скоро гость и хозяева уже сидели за столом, а Вера Ивановна, откланявшись, уходила обратно к себе, чтобы снова быть наедине со своими мыслями и старым «этапным» чайником.
Так было и с Виктором Ногиным. Посидела с ним часок, порасспросила о Женеве, о Плеханове, с которым Ногин там встречался, а затем переправила приезжего к Владимиру Ильичу.
Ходила Елизавета Васильевна и в этот раз за сосисками. Мужчинам давалось по три сосиски, женщинам — по две. Как и в Сибири, и в Уфе, Надежда Константиновна вдвоем с Елизаветой Васильевной хозяйничали сами, помогая друг другу во всем. Нередко, управившись с кухонными делами, Елизавета Васильевна говорила дочери:
— Ну, а теперь давай, Наденька, я что-нибудь перепишу или конверты сделаю. Есть работа?
Разговор с Ногиным начался до обеда и продолжался потом за общим столом. Деловой разговор то и дело перебивался возгласами заботливой Елизаветы Васильевны:
— Виктор Павлович! Ешьте, пожалуйста!
— Ем, ем, спасибо! Я человек простой, без церемоний.
С Ногиным было интересно беседовать. Рабочий человек, он уже имел за спиной годы отважной революционной борьбы. Уроженец Москвы, он еще юношей очутился в Питере, работал на фабрике.
К двадцати годам Виктор Павлович был уже сложившимся революционером. Активно участвовал в забастовках, сам писал подпольные листовки и скоро попал под арест.
Из места ссылки — Полтавы, Ногин бежал, тайком перешел границу и очутился в Лондоне. Владимир Ильич написал ему туда несколько раз из Мюнхена, послал первый номер «Искры». Профессионалами-революционерами из рабочих Владимир Ильич дорожил чрезвычайно и не ждал, пока они сами придут к нему, а первый разыскивал их, завязывал связи. Так он нашел и Ногина.
В одном из писем Владимир Ильич написал ему:
«Мы возлагаем на Ваше сотрудничество большие надежды, — особенно в деле непосредственных связей с рабочими в разных местах…»
Ногин стал искровцем. Теперь он собрался в Россию, и Владимир Ильич намеревался поручить ему некоторые серьезные дела, как агенту «Искры».
Чувствовалось, что это очень способный человек. Из него вышел бы отличный изобретатель. Еще в Питере, работая на текстильной фабрике, Ногин нашёл новый способ крашения ткани. Владимир Ильич слушал рассказ Ногина об этом способе с неменьшим вниманием, чем о жизни лондонской и женевской эмиграции.
— А знаете, другой мог бы на вашем способе разбогатеть, — шутил Владимир Ильич, с веселым дружелюбием разглядывая широкое энергичное лицо Ногина. — Сколько вам лет? Двадцать три? Можно подумать, что больше. Итак, в Англии вы не разбогатели — не по нраву это вам и не по характеру. Ясно!.. А что Лондон? Хорош? Что за город?
— Гигант, а не город, — отвечал Ногин. — Наверное, в мире не сыщешь другого. Там все можно достать… кроме «Искры».
«Искру» Ногин превозносил до небес и особенно хвалил четвертый номер со статьей Владимира Ильича «С чего начать». Еще в Лондоне Ногин слышал от проживающих там русских товарищей, имеющих переписку с Россией, что статья встречена с одобрением во многих социал-демократических комитетах и группах. Владимир Ильич знал это и сам по обширной почте из России.
В пятом, недавно вышедшем номере «Искры» появилась новая важная статья Владимира Ильича. В ней описывались майские события в России, давалась высокая оценка героическому поведению обуховских рабочих. Статья называлась «Новое побоище».
Владимир Ильич писал в этой статье:
«…Мы вовсе не хотим сказать, что рукопашная с полицией есть лучшая форма борьбы. Напротив, мы всегда указывали рабочим, что в их же интересах сделать борьбу более спокойной и выдержанной, постараться направить всякое недовольство на поддержку организованной борьбы революционной партии. Но главным источником, питающим революционную социал-демократию, является именно тот дух протеста в рабочих массах, который при окружающем рабочих гнете и насилии не может не прорываться от времени до времени в отчаянных вспышках…»
Поинтересовался Владимир Ильич мнением Ногина и по поводу этой статьи. Тот воскликнул:
— Прекрасная статья! Я проездом был в Женеве и знаю, что Плеханов по-другому смотрит. Он против того, чтобы звать рабочих на уличный бой с полицией. Ну и пусть. Все-таки он барин, хотя и первый наш марксист. Рединготы носит… И сразу дает почувствовать в разговоре, что вы — это вы, а он — это Плеханов собственной персоной. Вождь рабочих так не должен себя вести.
— Ну, ну! — произнес Владимир Ильич, и последовал его обычный протестующий жест.
Несколько дней Виктор Павлович отдыхал. Жил в гостинице и с утра до ночи читал. В порядок отдыха такое усиленное чтение не входило, общепринятая система прохождения «курса» для приезжих искровцев этим нарушалась, но по воле самого Ногина. Когда приезжает товарищ из русского подполья, издерганный и усталый, ему обязательно нужен отдых. А тому, кто пожил в эмиграции, незачем терять время и зря проедать партийные деньги. Так рассудил Ногин и читал запоем.
Обычно приезжий начинал чтение, когда немного приходил в себя, и это было, собственно, началом «курса». От профессионала-революционера, готовящегося к еще более серьезной и ответственной работе в подполье, чем прежде, требовалось глубокое знание политической, исторической и экономической литературы. По совету Владимира Ильича приезжий начинал читать то новое, что появилось за последнее время. Были книги и брошюры, знакомство с которыми считалось совершенно необходимым.
Сюда входило, например, удивительно острое и потрясающее по силе воздействия «Надгробное слово Александру II» — книга, в которой разоблачался звериный облик русского самодержавия, держащего народ в тяжелом крепостническом рабстве.
Давали приезжему читать книги старых народовольцев, описывающих конспиративные приемы работы в революционном подполье. Рекомендовалось особенно хорошо знать вышедшую в Париже книгу Лаврова, где рассказывалось о том, как боролись с самодержавием представители народовольства, такие, как Халтурин, Желябов, Александр Михайлов, Клеточников. Как талантливы были эти люди в конспирации, как умело работали!