Владимир Ильич только плечами пожал, улыбнулся, но ничего не сказал.
А Елизавета Васильевна встревожилась и после обеда, за мытьем посуды на кухне, все шепталась с дочерью. Та успокаивала маму.
— Ведь дела идут очень хорошо! — недоумевала Елизавета Васильевна. — Откуда же драматизм?
— Борьба всегда драматична, — отвечала Надежда Константиновна, — и у нас тоже все очень сложно, хотя дела идут хорошо. Наверно, это как вскрытие реки в половодье. Все трещит, ломается, одна льдина на другую напирает. Зато потом приходит весна!
Дела «Искры» действительно продолжали по-прежнему идти в гору. В эти дни пришла весть: «Нина работает в Баку». Это означало: в одном из крупных промышленных центров Закавказья заработала вторая искровская подпольная типография.
— Нашего полку прибыло! — эти слова Владимир Ильич произносил в те дни часто.
Так он сказал и в тот день, когда из Иваново-Вознесенска добралась наконец до Мюнхена статья Бабушкина против Дадонова.
— Да, товарищи, прекрасный рабочий-публицист прибыл в наши ряды.
Каждую статью для номера Владимир Ильич прочитывал сам и, если она нуждалась в доработке, возвращал автору с подробными замечаниями.
Редакционную правку он доверял Мартову, а часто принимался за нее и сам. И с особенным вниманием относился к заметкам рабочих.
— Надя, Надя! Ну что за статья у Богдана! Какой молодчина! — не мог нарадоваться Владимир Ильич, снова и снова перечитывая статью Бабушкина. — Вот бы показать этот труд всем тем, кто думает, что наша «Искра» малопопулярная и нужны другие, более доступные «районные» газеты…
Вопрос о популярности газеты занимал Владимира Ильича с первых дней создания «Искры». Он относился с повышенной настороженностью не только к попыткам дробить силы изданием всяких местнических газет, но и к иногда доходившим до него разговорам о том, что язык и тон статей в «Искре», мол, чересчур сложен для малообразованной рабочей массы.
Утром, отложив все дела, он взялся готовить статью Бабушкина к печати.
Был ясный, золотой осенний день.
Владимир Ильич любил свет, воздух. Работал он при настежь раскрытом окне.
В статье Ивана Васильевича были и нескладные фразы. Думая над ними, Владимир Ильич вставал из-за стола и начинал ходить по залитой солнцем комнатке. Ходит, ходит, возьмет в руки котенка, погладит, потом опять присядет к столу.
— Не хочется трогать, — бормотал он про себя. — Даже в этих фразах много горячего чувства. И мысли какие верные, точные!
Скоро статья была готова. Владимир Ильич мало что в ней изменил. Она лежала на столе, освещенная солнцем, и казалось, сама тоже излучала свет. Глядя на нее, Владимир Ильич довольно улыбался.
В полдень он взял плащ, шляпу и ушел.
В Мюнхене уже с неделю жил Потресов. Длительная жизнь в горах Швейцарии поправила его здоровье, но расстаться с санаториями он не собирался и готовился в обратный путь.
Газете он помогал деньгами и редкими статьями, которые хорошо писал и отделывал так, что по стилю они были безукоризненны.
Да еще посылал из санаториев письма и в них высказывал свое мнение по поводу тех или иных искровских дел.
Он попросил показать ему типографию, где набиралась и печаталась теперь «Искра».
Владимир Ильич и Мартов повели его на Зенефельдерштрассе. Напротив главного вокзала в небольшом домике помещалась типография Максимуса Эрнста. При посредничестве немецких социал-демократов удалось уговорить Максимуса Эрнста пойти на риск и тайно печатать «Искру».
И должно же так случиться: идут трое россиян по людной привокзальной штрассе и вдруг видят — валит публика из станционных ворот, видимо, только что прибыл поезд, а среди приезжих движутся на фаэтоне два других россиянина.
Да не Глеб ли там колыхается позади восседающего на облучке возницы в высоком цилиндре, какой носят мюнхенские извозчики? Знакомое лицо! Из-под козырька инженерской фуражки смотрят с любопытством по сторонам цепкие, слегка выпуклые глаза. Рядом на сиденье — миловидная особа в широкой шляпе. Ленточки завязаны на подбородке. Улыбка с ямочками на румяных пухлых щеках. Зинаида Павловна!..
Да, это были они, Кржижановские. Приехали наконец!..
— Глеб! Жив, старина! С приездом!
— Жив, жив! А ты… вы…
Глеб Максимилианович совсем запутался, как называть Владимира Ильича. На «ты»? На «вы»? Владимир Ильич обращался к нему с первых минут встречи на «ты». А как в Сибири было? Там ведь, кажется, они были на «вы»? Ну, да не стоит разбираться. На «ты» так на «ты». Надежда Константиновна и Зинаида Павловна давние подруги, говорили друг другу «ты» еще до Сибири.
Вот и хорошо. У друзей так и должно быть.
Встреча была радостной. Ведь давно не виделись, сколько воды утекло…
По случаю приезда Кржижановских на закате того же дня всей компанией отправились в дешевенькое кафе «Европейский двор». Заняли отдельный кабинет на втором этаже и провели там часа два в воспоминаниях и взаимных расспросах.
Глеба Кржижановского попросили рассказать о русских делах, он сымпровизировал целый доклад.
Владимир Ильич мог убедиться: знает Глеб, знает русские дела. И подход верный. Где бы этот человек ни находился, в глухом углу Сибири ли, в торговой ли Самаре, масштаб у него оставался общероссийский. Он понимал, что уже день вчерашний, что нужно сегодня и чего надо ждать завтра. Пустых похвал «Искре» он не расточал, а рассказывал «дело»: там-то и там-то есть искровские группы, а там-то еще нет, такой-то комитет поможет, а такой-то еще раскачивается, а тот вовсе нос воротит в сторону и надо еще тут поработать.
Хитрый! Знал, что Владимир Ильич любит цифры, конкретные вещи. Там-то, столько-то, так и так.
Вот он рассказывает об очень интересующем Владимира Ильича эпизоде: в Нижнем Новгороде недавно создан искровский комитет РСДРП.
— Дело обстояло так, товарищи. Сперва на партийном собрании в Сормове было принято решение о переходе от пропаганды в кружках к политической агитации среди широких масс рабочих. Каким путем? Пока путем систематического выпуска прокламаций и организации маевок.
В каждой фразе Глеба — обстоятельность, веские данные. Почти нет надобности перебивать его рассказ вопросами.
Владимир Ильич, правда, иногда уточняет:
— Сколько же было народу на собрании? Рабочих?
— Извините, действительно вопрос существенный. Более сорока передовых рабочих-партийцев присутствовало. Разумеется, тут же встал деловой вопрос: для руководства всей работой нужен руководящий центр. Он и был создан вскоре на собрании в лесу под Сормовом.
— А здесь кто присутствовал?
— Наиболее надежные рабочие, Владимир Ильич, — отвечает Глеб и, как бы предвидя последующие вопросы, продолжает: — В комитет было избрано семь человек. Он считается нижегородским. Вошли в комитет и двое рабочих: Заломов и Павлов.
— Великолепно! — кивает Владимир Ильич и начинает рассказывать о Заломове. — Интересная фигура, между прочим. Это — нижегородский Бабушкин…
Идею русского центра «Искры» Глеб поддержал. Проект Владимира Ильича, давно разосланный агентам «Искры», был ему знаком.
— Волга поддержит безусловно, — говорил Глеб. — Я думаю, это везде будет встречено хорошо. Конечно, не без борьбы. Кустарщина — вещь живучая.
С улыбкой приглядывался Владимир Ильич к Глебу и хитро щурился: ведь Глеб еще не знает, какую роль ему самому предстоит сыграть в новом искровском центре.
Внизу, на первом этаже кафе, играли на рояле сонату Бетховена.
В окно комнаты, где сидело за столом все общество, било закатное солнце. Обслуживал стол старый кельнер. Когда он входил с новым блюдом, разговор прекращался. Все делали вид, что слушают музыку.
Потом, оставшись без постороннего, снова возобновляли беседу. Часто звучали шутки, смех.
Вспоминали Сибирь, Питер 1895 года, «Союз борьбы», но больше всего говорили о сегодняшнем, и не только о политике, а и о театральных новостях, о вышедших недавно произведениях литературы, о том, чем дышат и живут нынче в России.