Поэтому расходились по двое. Аксельрод ушел с Потресовым, который взялся проводить старика к гостинице, тем более уже был не ранний час. Вера Ивановна вызвалась проводить туда же Георгия Валентиновича. Он счел соображения Владимира Ильича о мерах предосторожности вескими и, прощаясь с ним, сказал:
— Может, все-таки вам лучше перебраться в Женеву?
Владимир Ильич отрицательно покачал головой.
Из кафе он вместе с Мартовым направился в типографию. По дороге тот лихо дымил папироской и говорил:
— В политике требуется адское терпение. У меня его нет. Я иногда схожу с ума.
Владимир Ильич отозвался с улыбкой:
— Сходить с ума не надо. В борьбе нужна выдержка.
— Я не стерпел бы такого высокомерия Жоржа. Уже в Корсье сорвался бы и черт знает что бы натворил. Попятно, нельзя допустить, чтобы дело дошло до раскола из-за разногласий внутри «Искры». С Плехановым, разумеется, ладить как-то надо.
— Да, конечно, — кивнул Владимир Ильич и добавил: — Но я не вижу другого выхода, как самому взяться за проект программы.
— Но это значит объявить войну Жоржу! — воскликнул Мартов.
— Войну? Гм… А что происходит у нас в эти дни, спрашивается? Мы уже ведем эту войну. Только эта война не с Георгием Валентиновичем, а с той групповщиной, о которой он сам сегодня говорил.
— Но и мы группа!
— То есть? — придержал шаг Владимир Ильич.
Мартов ответил, что имеет в виду его, себя и Потресов а.
С минуту Владимир Ильич молчал, словно задумался. И вдруг он весело рассмеялся:
— Нет, батенька. Из этих штанов мы давно выросли. Уже в Пскове нас было не трое, а гораздо больше. А сейчас и подавно!
Типография Максимуса Эрнста, где набиралась и печаталась «Искра», помещалась в небольшом каменном здании.
В маленькой комнате на втором этаже застали Блюменфельда. Тот уже знал всё и встретил Владимира Ильича и Мартова очень хмуро. Они сразу занялись гранками очередного номера.
— Как же будет дальше? — ворчал наборщик, обращаясь то к Владимиру Ильичу, то к Мартову. — Я хочу знать, будет ли когда-нибудь порядок в наших собственных делах? Программы нет. Устава нет. И самой партии нет.
— Почему нет? — возразил Владимир Ильич. — Теперь уж подходит пора практически подумать о втором съезде. Он примет устав и программу.
Блюменфельд сгоряча потряс над головой руками:
— Пух и перья полетят на этом съезде! Они уже летят, я вижу.
Третьим событием середины зимы было образование в Самаре русского центра «Искры».
Кажется, день, когда весть об этом дошла от Кржижановских до Мюнхена, был самым радостным для Владимира Ильича в ту зиму.
Хотелось крепко пожать руку Глеба.
«…Ваш почин нас страшно обрадовал, — тотчас написал Владимир Ильич в Самару Клэру, Улитке и всем тем, кто участвовал в создании практического руководящего центра в России. — Ура! Именно так! Шире забирайте!»
Ближе к весне и весной все завертелось, как в карусели.
Провалы, провалы — один за другим. Вскоре после разгрома полицией южного, одесского пути доставки «Искры» в Россию оборвался еще один путь — он назывался «путь Дементьева» и пролегал через ряд пунктов русско-немецкой границы.
А в люто морозный февральский день провалился и Бауман.
Его взяли под Воронежем, в деревне Хлебное, недалеко от Задонска. Грача загнали сюда неотступные преследования жандармских ищеек. Вконец измученный погоней, голодный, еле передвигая разбитую ногу (он прыгнул на ходу с поезда), Николай Эрнестович попросил ночлега у земского врача Велижева. Тот оказался мерзавцем и выдал Грача полиции. Так и Бауман очутился в киевской тюрьме.
В Мюнхене в эти дни почти не пахло зимой. А когда весть об аресте Баумана дошла сюда, в Английском саду уже набухали почки.
Весенний вечер. Отжурчали дожди, перемешанные со снегом, снова чисто и зелено на улицах Мюнхена. Владимир Ильич сегодня весь день работал в типографии над очередным номером «Искры».
Когда он пришел из типографии, был очень поздний час, Надежда Константиновна лежала в столовой на диване, но не спала.
— Есть новости? — спросил Владимир Ильич.
— Есть, — ответила она, приподнимаясь.
Она показала телеграмму, пришедшую от Калмыковой из Дрездена. Та сообщала, что завтра приедет с важным известием.
— Видно, что-то случилось, — пожал плечами Владимир Ильич.
— Есть еще одна новость, совсем неприятная, — продолжала Надежда Константиновна, — Плеханов прислал письмо Вере Ивановне…
— Знаю, — кивнул Владимир Ильич, сразу потемнев.
Надежда Константиновна села к столу. После небольшого отдыха опять взялась за письма. Она похудела за зиму не столько от напряженной работы, сколько от огорчительных переживаний и волнений. Дела внутри редакции «Искры» шли все хуже. Взаимоотношения редакторов обострялись. Не затихала борьба вокруг партийной программы. В переписке с Плехановым и Аксельродом только о ней и шел разговор. После того как Владимир Ильич написал свой проект, Плеханов надулся еще больше и взялся переделывать то, что он предлагал.
В новом наброске Георгий Валентинович вовсе выбросил из своего проекта пункт о диктатуре пролетариата, заменил общими словами о политической власти пролетариата, «которая сделает его господином положения». Проект стал еще хуже.
Проект программы, написанный Владимиром Ильичем, назывался в переписке между редакторами «Искры» ради конспирации «проектом Фрея». Он начинался так: «Все быстрее развивается товарное производство в России, все более полное господство приобретает в ней капиталистический способ производства». Ясно говорилось о порождаемых русским капитализмом противоречиях и общественных бедствиях. Программа объявляла беспощадную войну самодержавию и эксплуататорским классам. И четко подчеркивалась обязательность диктатуры пролетариата — гегемона русской революции.
Сегодня Вера Ивановна получила от Георгия Валентиновича неприятное письмо. Он сообщал, что программа Фрея его не устраивает, он не может «признать ее». И были в письме еще таких два грозных словечка: «Неужели раскол?»
Мартову Вера Ивановна показала письмо.
От Юлия Осиповича об этом узнали Владимир Ильич и Надежда Константиновна. Положение все усложнялось.
— Володя! Сколько экземпляров твоей книги мы можем послать в Самару? — спросила Надежда Константиновна. — Я пишу Кржижановским.
— Хорошо бы хоть два.
Владимир Ильич, что-то обдумывая, ходил по комнате и шептал какие-то слова. Его книга «Что делать?» уже вышла в свгт, и разными способами ее рассылали в Россию вместе с очередными номерами «Искры». Теперь Владимир Ильич трудился над новой статьей: «Аграрная программа русской социал-демократии». На его столе лежало много книг о крестьянстве в России и листов, испещренных множеством пометок.
Он присел к столу и часа два работал.
Потом ему захотелось чаю, и он сам согрел чай на кухне, принес, налил два стакана и один поставил Надежде Константиновне на столик, за которым та работала.
Стоя прихлебывал чай, полистал тетрадку шифров, невольно улыбнулся. Были ключи: «Воздушный корабль», «Бородино», «Власть земли», «Квартет», «Братья-разбойники»…
Письмо Кржижановскому Надежда Константиновна шифровала ключом «Бахчисарайский фонтан». Русский центр «Искры» работал энергично, несмотря на аресты и провалы.
В последнее время некоторые социал-демократические комитеты опять затеяли возню за немедленный созыв съезда. Это были наиболее неустойчивые, зараженные «экономизмом» комитеты. Владимир Ильич по-прежнему считал созыв съезда в данный момент преждевременным.
Из России пришла весть, что представители ряда социал-демократических комитетов скоро съедутся в Белосток. Было ясно, что никакого съезда не получится. К нему еще далеко не все готово. Но ничего не оставалось делать, как послать в Белосток делегата от «Искры». У Владимира Ильича возник план, как использовать съезд делегатов в Белостоке для будущего съезда, который, конечно, будет созван, но в более благоприятный момент.