Моя тетка Варвара Андреевна Хвощинская была красавица в полном смысле слова, но красотой довольно грубой, русской красавицы. Дядя Николай Абрамович безумно был влюблен в свою жену и женился против воли отца, который находил, что эта партия не для него – она была дочь модистки, хотя отец был генерал. Жили Хвощинские дружно, счастливо много лет. У них было восемь дочерей, из которых почти половина умерли молодыми. Кроме старшей В. Карнович, остались еще Катя за маркизом Империале в Италии, две за Обуховыми и Перфильева. Не скажу, чтобы эти браки были из счастливых. Варвара Андреевна умерла от рака, горько оплакиваемая мужем. Дядя Николай был удивительной доброты человек, не верил в зло, характером очень напоминал мама́. Он умер 90 лет уважаемый всеми, кто его знал. В молодости он много занимался музыкой, приятно играл на скрипке и даже до последних лет своей жизни старческими пальцами старался играть на этом инструменте. Часто в его доме устраивались музыкальные вечера.
В 1867 году к весне в Москву ожидался приезд царской семьи с целью познакомить цесаревну с Москвой. Принцесса Дагмар стала Марией Федоровной. К этому приезду готовились с радостью. Мама́ решила, что и я буду на Высочайшем выходе, хотя мне исполнилось только 16 лет. Но я была по росту совсем взрослая и принялась заблаговременно думать о своем туалете.
Назначен был день въезда. Взяли и мы окно на Тверской. Настал ожидаемый день. Майское солнце заливало улицы Москвы. Движение всюду неимоверное, тьма народу, пропускаемого всюду, экипажи придворные и др. Все нарядно, все блестит, и мне становится весело от этого шума, движения.
Отлично видна улица, и вдруг среди гула толпы раскаты могучего русского: «Ура!» Это «ура» я и в юности, и позже равнодушно слышать не могла, так же как и звуки дивного нашего гимна!
Царские экипажи длинной вереницей следовали один за другим. Шесть белых коней впряжены в золоченую карету, по бокам ее с одной стороны ехал Наследник, счастливый жених миловидной будущей нашей Царицы. Она вся в белом, с улыбкой, кланялась народу, а большие, красивые, темные глаза с любовью глядели на этот народ, который полвека спустя вонзил меч в ее материнское сердце!
Не пришлось мне быть на Выходе! Заболела я корью, сильной, но без осложнений. Мама́ выезжала то на балы, то на рауты и перед отъездом заходила всегда ко мне показать свой туалет. Как хороша была она и как запечатлелось особенно одно ее платье из белой легкой материи с бархатными алыми лентами в виде отделки, а на голове венок из золотых листьев! Талия была тонкая, стройная, каких теперь не найдешь, шея, постановка головы напоминали древнюю статую.
Я очень гордилась ею, и мне было так приятно слышать комплименты на ее счет. Долго сохранила она юношеский вид, и только болезнь придавала ей ту бледность, которая никогда не прошла, даже с годами, когда она значительно окрепла. После отъезда Двора и поправившись от кори, уехали мы опять в милые Железники и зажили счастливой, беззаботной жизнью. Уроки мои прекратились, только продолжали мы занятия по-английски с неизменной miss Chance. В Железниках опять устраивались всякие увеселения, поездки, живые картины. Меня нарядили ангелом с тарлатановыми крыльями в одной из картин. Были у меня закадычные друзья – две девицы Зыбины, скоро я с ними сошлась, как сходятся девочки в 16 лет. Звали их Надей и Лизой. Старшая была моих лет, милая, тихая, некрасивая и вследствие этого немного забитая в семье. Вторая, бойкая брюнетка, была годом или двумя моложе. Она всем нравилась своей резвостью, оригинальной, немного цыганской красотой. Самое приятное для меня было ехать к Зыбиным в их Азаровское и оставаться у них на ночь. Устраивались мы, девочки, втроем в одной комнате и до рассвета не могли угомониться, болтая, хохоча, выделывая всякие шутки, обливая друг друга водой, бросая подушки и творя тому подобные шалости. Засыпали под утро, и нас не могли добудиться до завтрака. Много было ягод у Зыбиных. Забравшись в малину или клубнику, мы беспощадно ее уничтожали.