Я иду к кровати, плюхаюсь на нее, беру одну из розовых мягоньких подушек, накрываю ею лицо и кричу, что есть сил. Кричу все, что думаю о Максе, о ситуации в целом. Отправляю свой посыл в космос, так сказать. Когда я успокаиваюсь и убираю подушку, вижу на ней пятно внушительных размеров от моих слюней. Прости, подушка, ты терпела не зря.
Полежав еще с минуту, я встаю и спускаюсь вниз. Пьяных тел уже нет, что несомненно радует. Я беру свою сумку и чемодан, отношу в комнату, затем снова спускаюсь и иду на кухню. Живот хоть уже и не урчит, как бешенный, видимо свыкнувшись с тем, что сегодня поесть не удастся, но все-таки по-прежнему остается пустым.
В холодильнике я не обнаруживаю ничего съестного. Более того, я не обнаруживаю там ничего, кроме майонеза, пустых бутылок, целого кокоса и … Плеера? Какой идиот попытался заморозить плеер? Я достаю его и швыряю на стол. Потом разберусь со всем этим, а сначала поем.
После холодильника я обшариваю все шкафы и ящички, нахожу немного круп, пару пачек макарон, целый ящик с приправами для всего, чего только можно. Вот только на готовку времени нет. Желудок требует еду сейчас же! Немедленно! Словно в подтверждении, он в сотый раз болезненно сжимается и рычит, как злобный пес на свежий стейк.
Я открываю последний шкафчик и (о Боги!) вижу там пачку хлопьев. Полупустую, но такую манящую. Хватаю ее, и начинаю жменями засовывать колючие и сухие хлопья себе в рот. Потом и вовсе просто засыпаю их в себя прямо с пачки. Желудок мгновенно наполняется этой почти безвкусной массой и немного успокаивается. Я знаю, что спокойствие ненадолго, ведь я не ела целый день, и горстка хлопьев не может обеспечить меня достаточной сытностью. Но я хотя бы смогу думать о чем-то кроме еды. Например, с чего начать убирать весь этот бардак и в какую сторону двигаться. Не то, чтоб я прогнулась под этого наглого папиного сыночка, просто мне действительно неприятно тут находиться. Ну и жить мне с этим сыночком еще долго. Нужно отношения налаживать.
Перед уборкой я завязываю волосы в хвост, чтоб они не мешались. Снимаю рубашку, оставшись в одной маечке на бретельках, и повязываю ее на бедра. Исследую весь первый этаж в поисках ведра и швабры, мусорных пакетов, тряпок. И нахожу их! Заодно нахожу выход на задний двор к огромному бассейну, который совсем не кажется соблазнительным, так как сейчас в нем плавает лишь мусор.
Кстати, стоит сказать, что уборку я именно с мусора и начинаю. Я собираю пять огромных мешков, обшариваю все кусты на заднем дворе в поисках бутылок и банок, дважды расцарапываю себе локоть, но все-таки довожу до ума двор. На сбор мусора в доме у меня уходит времени больше. Во-первых, больше площадь бедствия, а во-вторых – масштаб. Из дома я выношу почти семь полных мусорных мешков. Я не знаю, как двор выглядел до всего этого безобразия, которого ошибочно назвали вечеринкой, но думаю, что я максимально приблизила его к состоянию «до».
Ну, после сбора мусора все уже выглядит не так критично. Я собираю валяющиеся на полу табуретки и стулья и отношу их на кухню. Ставлю журнальный столик на ножки, там, где он, по моему мнению, должен стоять. Снимаю шваброй красный носок с люстры, предварительно притащив сюда стул. Зачем людям такие высокие потолки? Я натираю дверь, на которой остались следы чьи-то лиц и рук. Затем сметаю землю в углу, непонятно откуда взявшуюся. Мою посуду – ее оказывается не так много. В основном гуляющие пользовались одноразовой, чем значительно помогли мне в уборке. Всякие мелочи типа : поднять картину с пола, вытрясти из вазы окурки и приставить ее к стене, поддеть шваброй чьи-то трусики, повисшие на дверной ручке и выкинуть, я выполняю за минут сорок. После этого остаётся лишь пол. Грязный, весь в липких и мерзких пятнах непонятного происхождения, а так же в пыли и следах. Я ни за что не прошлась бы по такому не то, что босиком, в тапочках домашних и самых не любимых не пошла бы!
Первым делом я вымываю холл и дальше двигаюсь вглубь дома, по триста раз смывая тряпку в каждой комнате и раза три меняя воду в ведре. Энтузиазма и сил остается совсем мало, когда я наконец-то заканчиваю мыть первый этаж. И жалобно ахаю, когда вижу белые разводы на полу. Слишком переусердствовала со средством моющим. Горько вздохнув, я вновь набираю воду. На этот раз чистую и снова принимаюсь энергично( не так, как в начале, а с неким остервенением и злостью ) елозить шваброй по полу. Процесс идет быстрее, и я радостно представляю момент, когда положу конец этому, приму ванную и завалюсь спать. Но для начала приготовлю что-нибудь перекусить из тех скудных запасов, что видела в шкафу. Денег – то нет.
Я в тысячный раз за сегодня кидаю тряпку в ведро, промываю ее и воображаю, как совсем скоро всем телом ощущу мягкость своей кровати. С ума сойти, уже ночь! В легкой эйфории предстоящего отдыха, я не слышу, как открывается входная дверь. Не слышу и шаги, раздающиеся у меня за спиной. Слышу только притворное «кхе-кхе», на которое я реагирую слишком резко: подскакиваю, оборачиваясь в воздухе с тряпкой в руках, цепляю ногой ведро, оно с грохотом переворачивается, и вся вода медленно правильной лужецей растекается по полу, затекая под белоснежные кроссовки парня. От этих самых кроссовок тянется змейка грязных следов до самой двери. И вот тут мое самообладание не выдерживает. Не помогает и счет до десяти. Не помогает, потому что я даже не вспоминаю о нем.