Ему показалось, будто он промучился без сна всю ночь. Но вот наконец зазвонил телефон. Это был Канаан. Детектив назначил Свистуну встречу через двадцать минут у ворот тюрьмы Рэмпарт.
Глава четырнадцатая
А дождь все не прекращался. Охаживал мостовую сплошными полотнищами разной толщины и интенсивности. По дороге, поднимая тучи брызг, уже катили тяжелые грузовики, но ни одной легковой машины на всем пути до развилки на гавань Пасадены, где Свистун, объехав Темпль, помчался по направлению к тюрьме Рэмпарт, ему не попалось. Тюрьма была выстроена для содержания лиц, находящихся в предварительном заключении, однако по прямому назначению ее почти никогда не использовали. Разве что изредка, по большим праздникам. Вот, например, сейчас, когда сюда поместили Карла Корвалиса после того, как он пообещал «сдать» и брата, и всех подельников.
И хотя тюрьма по большей части оставалась совершенно пуста, пахло здесь, как от стариковской мошонки.
Служащих, впрочем, было полно. Полицейские в синем, муниципальная полиция в хаки, детективы, представители прокуратуры и прочий сброд. Кое-кто из них бросил взгляд на появившегося Свистуна, но без особенного интереса – Свистун был всего лишь еще одним представителем бесчисленных служб и ведомств, так им, во всяком случае полагалось думать. А если кто-то и посмотрел на него с подозрением, то держался Свистун достаточно самоуверенно и вид у него был, как и положено полицейскому, усталый, так что подозрения наверняка оказались бы на поверку беспочвенными. Канаан плелся сзади, выцеживая последние капли кофе из бумажного стаканчика. При встрече он вопросительно посмотрел на пакет под мышкой у Свистуна.
– Заехал в круглосуточный магазин, – сказал тот.
– А кофе ты там случайно не прихватил? Свистун сокрушенно покачал головой, продемонстрировал Канаану "пустые ладони".
– Когда идешь на утреннюю встречу с другом, никогда не лишне прихватить с собой пару стаканчиков кофе.
– А почему в такой ранний час?
Канаан уставился на него так, словно был готов разорвать на куски.
– Тебе захотелось встретиться с человеком, я этим занялся. Не откладывая в долгий ящик. Какого черта, когда дружбан просит об услуге!
– Ради всего святого, Айзек, не унижай меня так! Да, я попросил тебя об услуге. Но ножа к горлу я тебе не приставлял.
– Да пошло оно все… – Канаан затеребил Уистлера за рукав. – Просто обрыдло возиться со всей этой писаниной.
– Я ведь и домой вернуться могу. И на тебя не обижусь.
– Нет-нет. Пошли.
Канаан отшвырнул пустой стаканчик из-под кофе и пошел вдоль стены к двери, вход в которую посторонним был воспрещен. Свистун поплелся следом. Шли они не торопясь, вразвалочку, стараясь не привлекать к себе общего внимания. Парочка самых обыкновенных полицейских, и не более того.
– А к чему все эти строгости? – пробормотал Свистун.
– Этот сумасшедший говнюк Корвалис решил дать официальные показания против своего брата и трех других сообщников – и тут же выяснилось, что все ведомства и службы штата имеют непосредственное отношение к расследованию. Прибыли даже из других округов в надежде, что он поможет им разобраться с тамошними неопознанными трупами и людьми, пропавшими без вести. Кроме того, нам без конца звонят психи; одни грозят оторвать ему башку за то, что он сделал, другие – за то, что он смалодушничал и решил расколоться. Поэтому приняты усиленные меры безопасности. Кроме того, каждый лезет с советами и указаниями. Поместить его в одиночку в окружной тюрьме, перевозить из одной тюрьмы в другую каждые два часа, перевести его, на хер, в Сан-Диего. Ах ты, дьявол! Послушаешь этих горе-профессионалов, так большинство из них такие идиоты, что поневоле дивишься, как это воры еще не спиздили Статую Свободы, а убийцы не заседают в конгрессе США. Но наконец у кого-то нашлась капля здравого смысла. Говнюка перевели сюда, в Рэмпарт, и заперли в самой последней камере в старом корпусе, который сейчас вообще не используется.
– А кто ведет следствие?
– Помощник окружного прокурора осуществляет общее руководство, а на деле – лезут все, кому не лень. Допрашивают пару часов, потом дают поспать и передохнуть – и все по-новой. Сейчас он как раз отдыхает.
Они проникли в особо охраняемое помещение. Здесь было зарешеченное пространство в одной стороне и столик дежурного в другой. За столиком сидел кто-то из временных сотрудников. Больше в комнате никого не было. Дежурный вопросительно посмотрел на Канаана. Тот постучал Свистуна по локтю.
– Заплати ему. Если у тебя есть полсотни, сунь полсотни.
– Меня этими полусотнями уже до полусмерти затрахали.
– Не нравится, так подыщи себе какое-нибудь другое занятие. Или умерь любопытство.
Свистун подал дежурному полсотни, и тот пропустил их.
Они пошли по коридору, потом по другому коридору, открывая то одну дверь на цепочке, то другую. Очередной дежурный встретил их у входа в блок, в котором размещались тюремные камеры. Но с ним Канаан ухитрился расплатиться рукопожатием.
От всего этого путешествия по спине у Свистуна забегали мурашки. Это напомнило ему о том, как он сам впервые попал в тюрьму, а произошло это в Венеции много лет назад. И та тюрьма сильно смахивала на Рэмпарт, только вовсе не была пуста. Поначалу ему не показалось, будто с ним происходит нечто страшное. Его арестовали, потому что словесный портрет разыскиваемого преступника «надевался» на него, как тугая перчатка. Когда идентификация показала, что задержание произведено ошибочно, его решили подержать в тюрьме за неподобающее поведение в пьяном виде – просто затем, чтобы ему не вздумалось потом писать жалобы. Пару стаканчиков он тогда пропустил, хотя пьян, разумеется, не был.
Был пятничный вечер, а в суд его должны были повести только в понедельник. Выкупить себя самого под залог он не мог. Он только что попал в город и не успел обзавестись знакомыми, которые могли бы за него поручиться. Таким образом, ему предстояло провести в тюрьме двое суток. Скорее всего, объяснил ему один старый дебошир из местных, и дадут ему два дня заключения с тем, чтобы тут же освободить "по отбытому". Все сделают так, чтобы комар носа не подточил.
Уистлер волей-неволей решил поднабраться тюремного опыта. Возможно, убеждал он себя, это когда-нибудь ему пригодится. Может быть, он напишет сценарий о тюремном житье-бытье или ему предложит роль заключенного.
Тюрьма была битком набита. Главным образом здесь сидели пьяницы и нарушители уличного движения, но было тут и несколько воров и насильников. Он обратил внимание на то, что самая серьезная компания подобралась в камере № 1. Впрочем, это казалось только естественным. Эти люди сидели здесь дольше остальных, вот они и устроились поудобнее. Да и какая, строго говоря, разница? Это же не настоящая тюрьма. В этакой обычной городской тюрьме держать закоренелых преступников просто не имели права.
Камеры были переполнены. Рассчитанные на двоих, они вмещали по трое арестантов (третий спал на матрасе прямо на полу), а ночами кое-кто устраивался и в коридоре прямо за внешней оградой.
Соседями Уистлера по камере оказались чернокожий негр и белый незаконный иммигрант из Канады, которому светила экстрадиция. Еще один темнокожий – с огромным шрамом от уха до подбородка и маленькими, безжалостно поблескивающими кроваво-красными глазками, проводил весь день, сидя на скатанном матрасе Уистлера, беседуя с сокамерниками и зловеще поглядывая на владельца матраса, которому оставалось надеяться только на то, что его скоро отсюда выпустят.
В каждой камере стояло по унитазу без стульчака. В этих же унитазах арестанты простирывали носовые платки и полотенца и развешивали их затем на просушку по бетонным стенам. В конце концов Уистлер почувствовал, что его распирает; он спустил штаны и уселся на унитаз.