– Ну, Уолтер, – сказал Менифе.
– Ну, Фрэнк, – чуть улыбнувшись, возразил Кейп. – Поговорили со своими клиентами?
– Поговорил.
– И что они?
– Обратили внимание на то, что они и без того уже участвуют в деле.
– Проституция? Старомодная порнография?
– Ну, предположим. А что, Уолтер, имеется что-то еще?
– Дело не в том, что ты делаешь, Фрэнк, а в том, как ты это делаешь.
Произнося это, Кейп голосом передразнил одного из киношных комиков.
– А что такое уж принципиально новое собираетесь привнести вы?
– Более высококачественную порнографию, по-настоящему классные сюжеты, участие профессиональных актеров и актрис, совершенно новый подход к делу.
– Что ж, Уолтер, я ведь во всем этом нисколько не разбираюсь, верно? Искусством занимаетесь вы, а финансами я, но и только-то.
– Вы обратили внимание, Фрэнк, на то, как все эти кино– и телезвезды раздеваются догола, позируя для «Плейбоя» или "Пентхауза"?
– Я живу по католическим правилам, Уолтер. У меня дочери подросткового возраста.
– Но журналы-то эти вы пролистывали, верно? В парикмахерской или еще где-нибудь?
– Разок-другой. Да. Возможно.
– Мисс Америка фотографируется без трусиков – и этот выпуск журнала расходится за четыре миллиона долларов. Это ни о чем не говорит вам, Фрэнк?
– Америка любит высший сорт.
– Можно посмотреть на это и так. Но в наших фильмах будут сниматься самые настоящие красавицы. А не какие-нибудь уличные потаскушки.
– А вы сумеете с этим справиться, Уолтер?
– Я заставлю их заключить контракт, прежде чем они сообразят, в чем дело. И прежде чем они сумели стать подлинными знаменитостями.
– Ну, а потом-то вы из них знаменитости создать сумеете?
– Я над этим работаю. У меня есть друзья. Ни один выгодный шанс не проплывет мимо меня.
– Да, Уолтер, вы своего не упустите. Ни малейших сомнений на этот счет. Но моим клиентам все еще непонятно, чего ради они должны запускать вас в этот курятник, раз уж разговор о том зашел.
– Потому что я поставлю дело лучше, чем удается вести его без меня. Без малейшего труда они сумеют заработать кучу денег. У меня есть сотни идей относительно того, как извлечь выгоду из кажущихся совершенно бесприбыльными вещей.
Менифе посмотрел в камин.
– Вы пришли к какому-нибудь выводу, Фрэнк?
– Как вам известно, Уолтер, извечная борьба между "корсиканскими усиками" и «младотурками» вспыхнула с новой силой. Конфликт возник из-за снабжения школьников сильнодействующими наркотиками в рамках уличной торговли. Не хотелось бы проявлять чрезмерную мнительность…
– Вот и не проявляйте ее, Фрэнк!
– … но, как мне представляется, следующий этап борьбы будет связан с определенными аспектами торговли живым товаром.
– Что еще за аспекты?
– Детская порнография, Уолтер. Высококачественные фильмы. Новый подход к делу, как вы это формулируете. А я ведь не ошибаюсь, Уолтер, говоря о новых перспективных направлениях, вы имеете в виду именно это?
– Наряду с прочим.
– Кое-кому из старших, а это ведь все люди семейные, такое не понравится.
– Скажите им, Фрэнк, они могут спокойно умыть руки. Подобно собственным отцам в связи с наркотиками. Постановка дела нуждается в строгой организации. Слишком много вольных стрелков наживаются за чужой счет.
– Это само собой. И какие у вас мысли по этому поводу?
– Им надо предложить присоединиться к моей организации.
– А если они откажутся? Понадобятся ли вам принудительные меры, которые смогу обеспечить я?
– Такого сорта внимание мне привлекать к этому бизнесу не хотелось бы. Есть кое-что получше. Вы обратили внимание на высокую даму в серебристом костюме?
– Обратил, Уолтер. Это Джанет Хайер, помощница прокурора штата, не правда ли?
– Именно так. И мы с ней поговорили о том, не стоит ли привлечь определенных производителей порнографии к суду. Вызвать на Большое жюри.
– Такие попытки уже предпринимались. С тех пор, как Верховный суд отверг федеральный запрет на порнографию и предоставил экспертное заключение по данному вопросу на усмотрение местных общин, дело полностью зашло в тупик.
– Не совсем так. Заговор с целью вовлечения третьего лица в занятия проституцией остается уголовным преступлением. Мы собираемся привлечь этих производителей за сводничество, а исполнителей и исполнительниц – за профессиональные занятия проституцией.
– Что ж, это может сработать. – Адвокат посмотрел на письменный стол. – Потрясающая вещь, Уолтер.
– Рад, что он вам нравится.
– В таком столе наверняка найдется место для тысячи документов.
– Хотите осмотреть его?
Они поднялись со своих мест и подошли к огромному письменному столу. Кейп открыл его, принялся поочередно выдвигать ящики. Потом выдвинул один из потайных ящиков. Менифе достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, извлек оттуда чек и положил его в тайник. В случае, если его когда-нибудь вызовут на допрос, он всегда сможет сказать, что ни при каких обстоятельствах не передавал Кейпу никаких денег.
Менифе поднял взгляд и уставился на одну из здешних бабочек – темно-синюю с зелеными крылышками.
– Бабочки, – сказал он.
– Я коллекционирую их долгие годы, – заметил Кейп.
– Выпей-ка еще кофейку, – перегнувшись через стол, сказал Свистун Тиллмэну. – Давай-давай.
– Больше не хочется. Я же сказал тебе: я не пьян. И не нанюхался. И мочевой пузырь у меня полный.
– О Господи! Так какого черта ты терпишь. Ступай в гальюн.
Тиллмэн выбрался из ниши у окна. Ляжки девицы, лежащие на коленях у Свистуна, дернулись, словно она тоже куда-то собралась пойти.
Свистун заметил, что Тиллмэн смотрит на него без излишнего одобрения.
– Послушайте, мистер Тиллмэн. Подите поссыте. Только не вздумайте смываться отсюда. Там, на улице, ваша машина, и ее никуда не спрячешь. Поймите: если вы вздумаете скрыться с места аварии, это не принесет вам ничего, кроме дополнительных неприятностей.
Тиллмэн постучал пальцами по лбу, давая понять, что он еще малость не в себе. Потом переспросил:
– Скрыться? Чего ради я буду скрываться?
– С места происшествия. Пойдите поссыте, мистер Тиллмэн, и живо назад. Полиция будет здесь с минуты на минуту. И с нею придется потолковать.
Свистун посмотрел на девицу. Она улыбнулась ему доверчиво, как старшему брату. Она сидела спиной к витрине и ко всему бардаку, который начинался на улице прямо за витриной.
– Я не знаю, как тебя зовут, – сказал Свистун.
– Да, понимаешь…
– Ты тоже актриса, верно?
– Хотелось бы стать.
– Назовите любое имя.
– Шила Эндс.
– Ни хрена себе.
– Это от Анд. Есть такие горы в Перу.
– Нормально себя чувствуешь?
– Да нет, просто чудовищно. А те двое, на улице… Они ведь мертвы, правда?
Свистун чуть было не сказал, что одна из жертв аварии мертвее другой, но тут же закашлялся, гася эту фразу.
– Ну, ты ведь сама видела.
– Не совсем. Я хочу сказать: я смотрела в стекло, а потом потеряла сознание. Я и правда потеряла сознание?
– Правда.
– Что ж, мне, можно сказать, повезло. Не люблю смотреть на жмуриков. Особенно…
Ее изящный язычок стрельнул, как у кошки, и Свистуну показалось, будто она сейчас заплачет или ее вырвет. Но она преодолела минутную слабость.
– Кровищи-то, – сказала она.
– Что да, то да. Свистун посмотрел в окно.
Кровищи действительно было полно. Но вся она натекла из тела водителя, а вовсе не из обезглавленного женского трупа. Водитель валялся на мостовой лицом в луже. Промокшие под дождем рубашка и легкие брюки прилипли к телу. Волосы разметались по луже подобно водорослям. На улицу меж тем выбрался Боско. Он подошел к обезглавленному трупу и прикрыл его наготу одеялом, которое нашел в багажнике колымаги. Теперь наружу торчали только ступни и щиколотки – тонкие, изящные, словно выточенные из слоновой кости.