Фрэнк Менифе подошел к монсиньору, дождавшись, когда тот окажется в полном одиночестве. Смокинг сидел на Менифе так, словно был изготовлен из грифельной доски. О галстуке могло создаться впечатление, будто он пришпилен булавкой прямо к шее. Стоило адвокату повернуть голову, как вместе с нею поворачивался и галстук. Мойнихен нашел это зрелище столь завораживающим, что буквально не сводил с галстука глаз.
– Мои поздравления, монсиньор, – сказал Менифе с натужной улыбкой.
– Спасибо, Фрэнк.
– А это правда?
– Что именно?
– Что вас сделают в наблюдательном совете главой?
– Есть такое мнение.
– Я бы на вашем месте воздержался.
– Почему же?
– Потому что это не сулит вам выгоды.
– Я не ищу выгоды лично для себя, Фрэнк. И вам это прекрасно известно.
– Что ж, монсиньор, если вы сами такого мнения. Но ведь и выгода бывает разной. Вы уже заседаете в достаточном количестве советов и комитетов, чтобы наложить лапу на каждый доллар, который вам приглянется. Только не следует чересчур усердствовать в плане общественного внимания. Если ваша деятельность привлечет к себе интерес, это не принесет пользы ни вам, ни кардиналу, ни епархии, ни католической церкви как таковой.
– Не сомневаюсь, Фрэнк, что его преосвященство учтет ваши замечания и предостережения.
Мойнихен извлек из складок сутаны маленькие, размером с полдоллара, золотые часы и сверился с ними.
– Слишком уж я здесь замешкался. Надо поискать хозяина, чтобы проститься с ним.
– Мы только что беседовали у него в кабинете.
– Вот как? У вас с ним дела, Фрэнк? Ваши люди примут участие в новом проекте Уолтера? – с интересом спросил Мойнихен. – А сначала мне показалось, будто вся эта затея не больно-то вас вдохновляет.
– Я ведь вроде вас, монсиньор. Хозяев у меня много.
– И, тем не менее, Фрэнк, вы добрый католик. И никогда не забываете об этом.
– Кесарю кесарево…
– Это выражение всегда к месту.
– Я передал предложение по инстанции. Оно понравилось. Они усматривают за домашними развлечениями большое будущее. А вы?
– Святая Церковь имеет об этих развлечениях лишь самое смутное представление.
– Ну, а он, по-вашему, сколько этого добра пересмотрел? – с кривой усмешкой поинтересовался Менифе.
– Не уверен, что хотя бы одну кассету. Совершенно необязательно совать руку в пламя, чтобы убедиться в том, что оно обжигает.
– Но чтобы понять, вкусно ли яблоко, его следует надкусить.
– Не поддразнивайте меня, Фрэнк. Жестоко поддразнивать человека, взявшего на себя обет безбрачия.
– Если вы когда-нибудь решите нарушить этот обет, я подыщу для вас курочку что надо.
– Если когда-нибудь решу, то вы, Фрэнк, узнаете об этом первым.
– А что говорит по этому поводу Святая Церковь? – просил Менифе.
– Я не в силах дословно вспомнить последнюю энциклику против порнографии, но можете не сомневаться, она достаточно категорична.
– Выходит, в собственных силах папа уверен?
– Он непогрешим.
– И грозит отлучением?
– О ком вы спрашиваете, Фрэнк? Об изготовителях или о потребителях?
– И о тех, и о других.
– Не лучше ли было бы как следует присмотреться к душам преуспевающих капиталистов?
– Я не знал, монсиньор, что на деньгах как на таковых лежит печать греха. Насколько мне известно, ваши иезуиты рассматривают вопрос о нейтральности денег.
– Я часто размышляю над этим, Фрэнк.
– Я хочу сказать, мне почему-то вспомнились жилые дома, принадлежащие церкви. Дома в Санта-Монике и в Западном округе. Мне почему-то подумалось, будто вам ничего не известно о том, что в одном из этих домов расположена небольшая мастерская по производству ошейников, плеток и прочих предметов для издевательства над животными. А еще один жилец выпускает журнал "Откуда взять мальчиков" – краткий путеводитель для педофила. И, насколько мне известно, в том же самом доме, на третьем этаже, практикуют три профессиональные проститутки.
– Да, Фрэнк, мне ничего не известно об этом, – равнодушно сказал Мойнихен. – Но я проверю.
– И поднимете им квартплату?
– Полагаю, если ваши сведения подтвердятся, мы расторгнем с ними контракт.
– И у вас будут простаивать жилые помещения.
– Эту сторону дела необходимо принять во внимание.
– И вам не захочется, чтобы они пустовали слишком долго.
– Да, не захочется. А теперь мне, пожалуй, и впрямь пора попрощаться с Уолтером и поблагодарить его за радушный прием.
"И подписать с ним контракт, лицемерный ты сукин сын", – подумал Менифе.
Шила устало откинулась на спинку изношенного сиденья в старом «шевроле» Уистлера.
Свистун глядел прямо перед собой, держа обе руки на баранке. Вел себя как шофер. Играл по всем правилам.
Время от времени она посматривала в его сторону, и Свистун это чувствовал. Конечно, именно так она пялится на каждого мужика. Прикидывает, много ли весят его яйца. Оценивает способности и умения.
– Мне хотелось бы отблагодарить вас, – сказала она.
– Ну, и за что, по-твоему, тебе надо отблагодарить меня?
– За то, что вы увезли меня с места преступления.
– Не преступления, а несчастного случая. Аварии.
– Мертвое тело было обезглавлено, – сказала Шила. – Мне показалось, что меня сейчас вырвет.
– Значит, ты это заметила?
– Я почти все заметила, Свистун. А такую хреновину было бы трудно не заметить.
– Ты что, приняла какую-нибудь таблетку, пока я на тебя не смотрел?
– А в чем дело?
– Никогда не видел, чтобы люди приходили в себя так быстро. Если и перед камерой будешь держаться таким же молодцом, как на улице и у «Милорда», то с годами наберешь целую коллекцию "Оскаров".
– Спасибо.
– Но если бы ты сейчас не уехала, твоя фотография попала бы в газеты.
– Это мне не помешало бы, – согласилась Шила. – Но я за этот рычаг ухвачусь покрепче.
– Что еще за рычаг?
– Я только что оказала Тиллмэну большую услугу. Тем, что смылась с места преступления. Он пообещал не убирать с меня свою руку. Он-то имеет в виду не убирать ее из-под юбки. А я намереваюсь поучаствовать в его сериале. Для любой девицы путь наверх очень долог, да еще столько всяких грязных закоулков по дороге. А теперь он у меня в долгу. Полиции не понравилось бы, скажи я, что он лез мне рукой в самое пекло вместо того, чтобы следить за дорогой.
– Изящно ты это сформулировала.
– Вы, мужики, сперва требуете, чтобы мы говорили всякие гадости, а потом еще губу поджимаете.
Свистун промолчал.
– Ты что, решил, что я уж больно крутая?
– Главное, чтобы тебе самой нравилось.
– Поверни здесь, первый многоквартирный дом за углом, – сказала Шила.
Свистун развернулся и припарковался. Стоило «дворникам» замереть, как дождь сделал все вокруг, включая громаду дома, невидимым.
– Я не крутая, – сказала Шила. – Честно тебе говорю, Свистун. Я сахарная. Но, Господи, если вздумаешь вести себя как пай-девочка, тебе не поздоровится.
– Тебе не нужно передо мной оправдываться.
– А почему бы и не перед тобой? Ты смахиваешь на доблестного рыцаря в ослепительных доспехах сильнее любого, с кем я встречалась с тех пор, как отправилась на поиски счастья в Лос-Анджелес из родного Канзаса.
Свистун, пожав плечами, улыбнулся.
– Так что, Свистун, может, и тебе стоит ко мне как следует присмотреться. Может, такая принцесса стоит того, чтобы за нее сразились. И твой подвиг не пропал зря.
– Я не бойскаут.
– Но вознаграждение тебе все равно причитается.
Они тихо, как двое противников перед схваткой, переглянулись.
Она придвинулась поближе, губки ее разжались, розовый кончик языка зазмеился. Но он оттолкнул ее.
– Думаю, надо объяснить тебе, что я руководствовался вовсе не столь уж благими побуждениями. У меня в этой истории наметился свой интерес.