– Не надо, отпусти.
Она вдруг почувствовала, как между ними пробежала теплая волна. Ее охватила дрожь. С удивлением Селия взглянула ему в лицо. Вдруг она поняла, что он тоже боится одиночества, темноты, невидимых ей мучителей, которые только и ждут подходящей минуты, чтобы вцепиться в него когтями.
– Нет!
Перепуганная Селия вскочила с кресла с гулко бьющимся сердцем. Вырвала руку, потом снова взглянула на него. Пальцы его правой руки то сжимались, то разжимались.
Она заставила себя вернуться к постели. Жюстин больше не шевелился, но она знала: он чувствует ее приближение. О да, он, несомненно, ощущал, что она рядом. Селия провела дрожащей рукой по лицу, откинула назад волосы, упавшие на глаза. Что происходит? Что с ней? Ей захотелось убежать из комнаты, спрятаться. Но почему-то она боялась оставить его одного.
– Зачем я здесь сижу с тобой? Я тебе ничего не должна, и я… – Селия замолчала. Присела на краешек постели, взяла его руку и стала гладить ее. Его пальцы снова сжали ее кисть. – Жюстин? Ты меня слышишь?
Селия внимательно вгляделась в его лицо: он заснул.
Она перевела взгляд на его руку. Пальцы были длинные, красивой формы, руки загорелые, мускулистые, привычные к тяжелому труду.
Селия медленно скользнула взглядом по его телу. Мучительно покраснев, она разглядывала волосы на груди, рубцы от старых ран, твердые мускулы.
Его вид и заворожил, и смутил ее. Интересно, подумала Сепия, пользуется Жюстин Волеран успехом у женщин? Красавцем его нельзя было назвать, но сила и мужественность привлекали. Наверное, он ни капельки не тщеславен, иначе не стал бы носить такие длинные волосы и лохматую бороду. Он груб и примитивен, напомнила она себе. Но, возможно, ничего с этим поделать не может – таким уж уродился. Не может человек изменить свою природу.
– Интересно, способен ты любить? – вслух подумала Селия, бессознательно гладя его пальцы. – Едва ли, ведь это так мешает пирату, верно?
– Сегодня четверг, скоро начнут съезжаться гости, – встревоженно сказала Лизетта. – Что мне им сказать? Мы не сможем долго хранить в тайне, что Жюстин дома. На плантации каждому известно: у нас в доме появился незнакомец. Скоро эта новость разнесется по городу. И тогда начнутся расспросы, нашим гостем заинтересуется полиция и…
– Я знаю, – мрачно ответил Макс, усаживая жену к себе на колени. – Придется придумать какую-нибудь убедительную историю.
Лизетта обняла его за шею и тяжело вздохнула.
– Я не умею лгать, Макс. Одна ложь всегда тянет за собой другую, и меня ничего не стоит запутать.
Селия, сидевшая в уголке библиотеки, исподтишка наблюдала за супругами. Она только что вернулась из комнаты Жюстина, у постели которого провела долгую ночь. Уже почти неделю она просиживала возле него час за часом, упрямо убеждая всех, что лучше, чем кто-либо другой, подходит для роли сиделки. У всех как-никак есть свои обязанности: Лизетта и Ноэлайн занимались хозяйством, Максимилиан – торговыми судами.
Жюстин все еще был без сознания, иногда что-то бормотал в бреду, часто повторял имя матери. Корин умерла, когда близнецам исполнилось пять лет. Селия помнила, что Филипп говорил о матери с печалью и сожалением, а Жюстин – с явной враждебностью. Кроме матери, он часто поминал в бреду Филиппа, но определить его отношение к брату было нелегко.
Иногда вконец измученная Селия разрешала Ноэлайн или кому-нибудь из Волеранов на несколько часов сменить ее возле постели больного, но, немного отдохнув, возвращалась. Когда она была рядом, Жюстин спал спокойнее, глотал бульон, которым она его кормила, послушно подчинялся, когда меняла повязки.
Раны ему присыпали порошком, приготовленным Ноэлайн. Селия с удивлением узнала в нем зеленое снадобье Ога. По ее просьбе Ноэлайн показала ей растение, из которого получается чудодейственное лекарство. Это оказались высушенные корни герани, которая прекрасно растет на болотах. Чтобы снять жар, мучивший Жюстина, они поили его горьковатым питьем из полыни. Для этого цветы и листья растения заливали кипятком и долго настаивали. Только Селия могла заставить его выпить горькую жидкость.
Никто не понимал, что происходит, и меньше всего сама Селия. Волераны, конечно, обсуждали между собой, что бы это могло значить. Бог знает, какие объяснения приходили им в голову.
– Селия, – говорила Лизетта, – может быть, тебе кажется, что ты должна в память о Филиппе ухаживать за его братом, но…
– Это не имеет никакого отношения к Филиппу.
– Но то, что ты делаешь для Жюстина…
– Ему становится лучше, когда я рядом. – Селия поморщилась, почувствовав, что будто оправдывается. – Вы знаете, что так и есть. Вы сами не раз замечали это.
– Да, ты права, – призналась Лизетта. – Но это не значит, что ты должна до изнеможения ухаживать за ним. Селия постаралась сохранить невозмутимый вид.
– Жюстин – ваш пасынок, так что вам решать. Если пожелаете, чтобы я держалась от него подальше, я так и сделаю.
– Нет, я не о том говорю… – Лизетта замолчала. Они почувствовали, что назревает ссора. – Я хочу, чтобы ты поняла: ты не обязана изнурять себя, ухаживая за ним, ведь есть я, Ноэлайн…
– Я это понимаю.
– Ну и прекрасно.
– Да, прекрасно.
Они обменялись раздраженными взглядами, и Селия вернулась к Жюстину, довольная тем, что Лизетта оставила свои уговоры.
С каждым днем ее потребность быть рядом с Жюстином росла. Казалось, он знал, когда она рядом, узнавал звук ее голоса.
Селия вернулась от своих мыслей к действительности и прислушалась к разговору Лизетты с Максом.
– Что мы скажем людям, любимый? – спросила Лизетта. – Как только поймут, что мы что-то скрываем, сразу же заподозрят, что это связано с Жюстином. Что дело нечисто.
– У меня есть план, – медленно произнес Макс, – но он не очень хорош. Он ставит под удар нас всех. Надо придумать что-нибудь другое.
Лизетта обменялась с Селией встревоженными взглядами, потом снова повернулась к мужу.
– У нас нет времени, Макс, – напомнила она.
– Это правда, – поддержала ее, нахмурив лоб, Селия. – Может быть, вы расскажете нам, что это за план. Возможно, мы могли бы…
Она замолчала, неожиданно почувствовав тревогу. Откуда-то из тьмы перед ней возникло лицо… Это был Жюстин. Побледнев, она встала и торопливо направилась к двери.
– Извините, я должна заглянуть к Жюстину, – сказала она, почти бегом выходя из библиотеки.
Жюстин очнулся. Что с ним произошло? Он лежит на постели, застеленной простынями, подушки под головой – это что-то новенькое! А вокруг – темнота. В воздухе пахнет травами и свежим бельем. Тихо застонав, он попытался открыть глаза – и не смог. Попробовал поднять руку и удивился собственной слабости.
Тяжело дыша, Жюстин ощупал лицо и понял: глаза забинтованы. Он испугался. Был бой… пушечный залп… торжествующая физиономия Легара… удар мечом в бок… голос Риска… Он понял, что умирает. Все его тело превратилось в сгусток боли, он не мог шевельнуть ногой, даже не чувствовал ее. Неужели ему ампутировали ногу? Он поднес руку к повязке, чтобы содрать ее и собственными глазами увидеть, что с ним произошло. Острая боль пронзила его, голова закружилась.
– Нет-нет, – раздался тихий настойчивый голос. Рядом с ним женщина. Она взяла его руку и положила на одеяло. Он попробовал оттолкнуть ее.
– Пусть повязка останется на глазах, – уговаривала она. – Глаза должны выздороветь. А сейчас отдохни. И успокойся, с тобой все в порядке.
– Моя нога! – хрипло пробормотал он.
– Нога заживет, – тихо ответила незнакомка. – Ты снова сможешь ходить.
Он вспомнил ангела, приходившего к нему во сне. Тот же голос, то же прикосновение нежной руки.
– Больно…
Он хотел рассказать ей, что в его голову словно забивают раскаленные гвозди, но она, кажется, понимала его без слов. Тонкая, но сильная рука поправила подушку. Его обдало нежным ароматом цветов. К губам поднесли краешек стакана. Он чуть не задохнулся от резкого запаха ивовой коры, почувствовав горечь на губах.