Последние четыре месяца Жюстин каждый день думал о Филиппе и Селии, но не мог представить их вместе. Он понимал, что должен чувствовать себя виноватым, но не мог. У него вообще была удивительная способность не чувствовать своей вины. Он совсем не сожалел о том, что произошло между ними. Интересно, часто ли она вспоминает о той ночи? Или предпочитает не думать об этом? Уже засыпая, он представил себе, что под его головой не подушка, а ее мягкие колени.
Глава 8
Дверь в комнату отворилась. Жюстин узнал тяжелые шаги Максимилиана. Отец каждый день заходил к нему, рассказывал, что новенького в Новом Орлеане и в Мексиканском заливе. В последнее время пираты несколько присмирели, но комендант военно-морской базы был тем не менее преисполнен решимости покончить с морскими разбойниками.
– Лейтенант Бенедикт приходил снова, – начал Макс, не тратя лишних слов на вступление. – Я целую неделю сдерживал его натиск, но больше не могу. Он желает увидеться с тобой, порасспросить о Вороновом острове и об обстоятельствах побега. Я почти уверен: он хочет убедиться, что ты не Филипп. Я сказал, что ранения вызвали частичную потерю памяти. Это поможет тебе.
– Бенедикт давно знаком с Филиппом?
– Около года. У жены лейтенанта Мэри случился выкидыш, когда она упала с лошади, и Филипп спас ей жизнь. Бенедикт сказал тогда, что навеки в долгу перед Филиппом.
– Это хорошо. Быть может, в благодарность он несколько умерит служебный пыл и забудет, что должен вывести меня на чистую воду?
– Или, наоборот, преисполнится решимости доказать, что ты не Филипп.
На губах Жюстина появилась язвительная улыбка.
– Мне было бы намного проще играть роль Филиппа, не проживи он жизнь праведником.
– Ничего, по крайней мере внешне ты будешь выглядеть как он. – Макс окинул его критическим взглядом. – Для начала надо тебя побрить и подстричь волосы.
– Угу, – буркнул Жюстин. – Ноэлайн уже целую неделю точит ножницы в ожидании этого счастливого момента.
Макс фыркнул:
– Попроси Лизетту сбрить тебе бороду. Она здорово наловчилась в прошлом году, когда я поранил руку.
Жюстин насторожился:
– Где это тебя угораздило?
– На плантации. Пустяковая царапина, но правая рука у меня не действовала недели две. Я тогда не мог обходиться без посторонней помощи, а уж бриться тем более. Лизетта в конце концов овладела этим мастерством, но первые два дня… можешь себе представить, что я чувствовал, когда трясущаяся от страха женщина держала у моего горла лезвие бритвы?
Жюстин рассмеялся:
– Ты храбрее меня, отец!
Они еще немного поговорили, и Макс ушел. Жюстин задумчиво потрогал бороду. Его вдруг поразило, что они с отцом только что вели спокойный дружеский разговор, как это обычно бывало у отца с Филиппом. Ему же никогда прежде не приходилось по-дружески беседовать с отцом. Интересно, почему сейчас все не закончилось привычной для них жестокой перебранкой?
Лизетта наблюдала, как Селия собирает ужин для Жюстина.
– Селия, Ноэлайн отнесет Жюстину еду.
– Не нужно, я сама, – ответила Селия, старательно складывая салфетку.
Всю последнюю неделю Жюстин требовал внимания Селии каждую минуту. Когда ему было что-нибудь нужно, он звал именно ее. При ней он редко выходил из себя. Казалось, само ее присутствие действует на него успокаивающе. Ему не нравилось, когда кто-нибудь другой менял повязки или даже взбивал подушки. А за тем, как он ест, вообще никому не позволялось наблюдать, кроме Селии. Слепота делала его беспомощным. Селия читала ему, развлекала рассказами о своем детстве во Франции. Она попробовала было отстраниться от ухода за ним, но не выдержала сама. Ее пугала эта неожиданно возникшая потребность немедленно бежать к нему, но ничего поделать с собой не могла.
– Селия, – продолжала Лизетта, нахмурив брови, – мне кажется, Жюстин замучил тебя своими требованиями. Ты ничем не обязана ему. Возможно, он напоминает тебе Филиппа, и поэтому ты…
Селия, улыбнувшись, перебила ее:
– Помилуйте, он мне совсем не напоминает Филиппа – ни капельки.
Лизетта не улыбнулась.
– Я пытаюсь понять тебя – и не могу.
– Тут нечего понимать, – сказала Селия серьезно. – Я делаю это из чисто практических соображений. На вас лежит забота о муже, о детях, о плантации. У Ноэлайн тоже много всяких обязанностей. А у меня много свободного времени – вот и весь секрет.
– Ну ладно, если так.
Было ясно, что Лизетту ее слова не убедили, но она сочла за лучшее промолчать.
Селия окинула взглядом поднос, борясь с желанием поговорить с женой Макса откровенно. Жаль, что Лизетта еще довольно молода. Вот если бы рядом оказалась женщина, по летам годящаяся ей в матери! С ней бы она поговорила! Селия по-прежнему горевала о Филиппе и плакала, вспоминая о нем. И Жюстина она презирала за бессердечие. Казалось, гибель брата не произвела на него большого впечатления. Похоже, его вообще никто и ничто не интересует, кроме собственной персоны.
Но почему она ощущает внутреннюю связь с ним? Почему так остро чувствует его боль? Неужели только потому, что они были близки? Едва ли. А может быть, причина в том, что он спас ей жизнь? Поэтому она чувствует себя обязанной заботиться о нем?
– Боюсь, ужин остынет, – пробормотала Селия и вышла из кухни.
Жюстин встретил ее молчанием. Занятая своими мыслями, она лишь мельком взглянула на него, а когда поняла, что произошло, с такой силой вцепилась в поднос, что побелели костяшки пальцев.
Жюстин снял повязку с глаз. Синие глаза смотрели на нее. У Селии так задрожали руки, что тарелки на подносе зазвенели, и она поставила его на пол, чтобы не уронить.
– Жюстин?
Шаг за шагом она подошла к кровати и села, Он смотрел на нее не мигая.
– Жюстин, ты меня видишь?
Он медленно протянул руку, прикоснулся к ее щеке. Отдернул руку, подавив желание потрогать блестящие белокурые волосы, гладко зачесанные назад и собранные в пучок на затылке. Наконец-то он снова видит ее невинные бархатистые темно-карие глаза. Ему хотелось прижаться губами к ее мягким губам, провести пальцами по нежной чистой коже. Фигурка у нее округлилась, груди налились, но талия была по-прежнему тонкой.
– Ты хорошо видишь?
– Да, – хрипло ответил он, – мне так кажется.
Селия едва сдержала слезы радости. До этого момента она и сама не сознавала, как сильно боялась, что он останется слепым.
– Как я рада! Я думала… я боялась… – Она замолчала, смутившись под внимательным взглядом синих глаз.
– Ты еще красивее, чем я представлял себе.
Сердце у нее заколотилось. Надо бы встать и отойти от него подальше, но она продолжала сидеть, охваченная странным смятением.
– Твой отец сказал мне, что лейтенант Бенедикт хочет завтра встретиться с тобой, – запинаясь произнесла она. – Ты должен убедить его, что ты Филипп.
– А ты должна помочь мне.
– Я… я не думаю, что смогу…
Жюстин терпеливо ждал, когда она закончит фразу.
– Я не смогу притвориться, что ты мой муж, – прошептала она.
Жюстину хотелось прикоснуться к ней, прижать к себе, но он понимал, что не имеет на это права. Здесь, в этом доме, взять силой то, что ему хочется, он не может.
– Я тебя понимаю, – неуверенно произнес он. В подобных ситуациях Жюстин терялся. Он обычно не затруднял себя анализом чувств – ни своих, ни чьих-либо еще-. Судил о людях по поступкам и полагался на свои инстинкты. – Отвратительно, что приходится превращать смерть Филиппа в фарс, – продолжал он. – Ведь если я – Филипп, то ты должна снять траур. Тебе придется лгать и изображать радость по случаю возвращения мужа. – Он усмехнулся. – Ты должна притвориться, что любишь человека, которого ненавидишь. И ты ошибаешься, если думаешь, что мне все это доставляет удовольствие. Но это единственная возможность спасти мою шкуру. Бог свидетель, мне будет непросто сыграть роль Филиппа. Как изобразить его честность и порядочность? На это не хватит даже моего богатого воображения.