Жюстин не отважился показаться гостям, опасаясь, что восторженные дамы замучают его до смерти. Как объяснила ему Лизетта, Филипп был самым модным доктором в Новом Орлеане. Профессиональное мастерство, красота и обаяние сделали его любимцем женщин, и весть о его воскрешении из мертвых вызвала радостное потрясение.
– Да, Филипп, – пробормотал Жюстин, скривив губы, – теперь я понимаю, почему ты стремился стать именно врачом.
Он прохромал по коридору к лестнице и прислушался, пытаясь уловить в женском щебетании голос Селии. Ее, разумеется, засыпали вопросами, но она говорила слишком тихо, и он не смог разобрать ни слова. Проходя мимо двери в комнату Филиппа, обычно закрытой, Жюстин услышал тихие голоса, доносившиеся изнутри. Он остолбенел от неожиданности. Сколько раз, бывало, врывался он без предупреждения в комнату Филиппа и отрывал брата от его книг! Картины далекого детства промелькнули перед ним. Ему показалось даже, что он снова стал мальчишкой. Вот сейчас откроет дверь в комнату и увидит Филиппа. Жюстин нерешительно взялся за дверную ручку.
Дверь открылась. На Жюстина смотрели дочери Лизетты, его сводные сестренки. Они сидели на полу возле шкатулки из полированного дерева, а вокруг валялись какие-то странные предметы. «Ага, они копаются в сокровищах Филиппа», – решил Жюстин.
Эвелина и Анжелина уставились на него круглыми глазищами, как две капли воды похожими на глаза Лизетты. Обе они были точными копиями матери. До сих пор они с Жюстином не встречались, инстинктивно избегая сталкиваться с незнакомцем, который так таинственно появился в доме, вызвав небывалый переполох. Девочки знали, что это не Филипп, не их сводный брат, которого они обожали.
Жюстин с любопытством разглядывал сестренок. До сих пор он не интересовался ими. Время от времени они мелькали где-нибудь в доме, он считал их маленькими очаровашками, но никаких родственных чувств они у него не вызывали.
– Чем это вы тут занимаетесь? – спросил он, входя в комнату.
Эвелина молча собрала разбросанные вещицы в пригоршню и торопливо положила в шкатулку. Анжелина не сводила глаз с Жюстина. Он улыбнулся ей и с трудом опустился в кресло.
– Это наконечники стрел, – сказал он, разглядывая содержимое шкатулки. – Мы с Филиппом нашли их на берегу ручья. Однажды нам даже посчастливилось найти томагавк. Когда-то в стародавние времена здесь жили индейцы племени чоктоу. Мы надеялись, что, если очень повезет, встретим когда-нибудь уцелевшего индейца. Или пирата.
– Ты ведь сам пират? – вдруг изрекла с большим достоинством Эвелина.
– Но я не злой пират.
– Все пираты злые.
Жюстин усмехнулся:
– Но я никогда не обижаю маленьких девочек.
Он протянул руку к шкатулке, и Эвелина торопливо отдала ее ему, стараясь избежать соприкосновения с ним. Открыв крышку, Жюстин увидел те самые наконечники, которые они собирали с Филиппом. Он улыбнулся. Только Филиппу могла прийти в голову мысль сохранить эту ерунду.
– Я помню, как мы лазили по болотам в поисках приключений, – сказал он. – У нас была маленькая пирога, и мы плавали на ней по ручью. Как нам влетало от бабушки, когда мы возвращались перемазанными грязью с головы до пят! – Он рассмеялся и посмотрел на Эвелину:
– А вы когда-нибудь ходите на ручей, девочки?
– Папа не разрешает. Говорит, это опасно.
– Понимаю, – кивнул Жюстин. – Когда-то папа и мне говорил то же самое. Поверьте, самое лучшее – слушаться его.
Анжелина тихонько подползла к нему.
– Он и твой папа тоже? – с удивлением спросила она.
– Анжелина, пойдем со мной, – строго сказала сестре Эвелина и потащила за собой малышку. – Мама велела нам оставаться в детской.
Анжелина неохотно последовала за ней, несколько раз оглянувшись через плечо на Жюстина. Он улыбнулся ей и задумался, глядя на наконечники стрел. Он вспоминал тот день, когда последний раз видел Филиппа. Им было тогда по шестнадцать лет.
– Жюстин, не уезжай! – уговаривал его Филипп, когда они спускались к пироге. Немногочисленные пожитки, которые Жюстин взял с собой, уже лежали на дне утлого суденышка. Была полночь, светила луна. – Я знаю, если ты уедешь, то навсегда, – в отчаянии говорил Филипп. – Ты должен остаться. Ты мне нужен, Жюстин.
– Никому я здесь не нужен, и ты это знаешь. От меня одни неприятности. Я здесь чужой. Черт возьми, да ты и сам знаешь это.
– Потерпи еще немного, подожди, подумай. Если только ты…
– Я уже ждал и думал. – Жюстин невесело усмехнулся. – Я выбрал для отъезда ночь, потому что хотел избежать подобных сцен.
– Но ведь ты помирился с отцом.
– Да. Однако каждый раз, глядя на меня, он будет вспоминать прошлое и… всякие неприятные вещи. О ней. Я это вижу по его лицу.
– Жюстин, ты совершенно не похож на нашу мать, ты…
– Я ее копия, – холодно сказал Жюстин. – Я не хочу этого, но ничего не могу поделать. Для всех будет лучше, если я уйду.
– Чем ты будешь заниматься?
– Не беспокойся. В любом другом месте мне будет лучше, чем здесь. Я хочу быть свободным. Я хочу уехать туда, где никто не знает, что я Волеран. Здесь я для всех как бельмо на глазу, и так будет всегда, как бы я ни старался измениться. А ты оставайся здесь и будь хорошим сыном. Будь единственным сыном. Дурную кровь я унесу с собой. – Он заметил, что глаза брата подозрительно заблестели. – Эх ты, плачешь, как девчонка, – поддразнил он Филиппа, но тут сам почувствовал, как у него защипало глаза от непрошеных слез. Он выругался и, круто повернувшись, ступил в лодку…
На пороге стояла Селия. Она покинула гостей, сославшись на то, что необходимо проверить, как ведут себя дети. Она направлялась в детскую, когда вдруг увидела, что дверь в комнату Филиппа открыта настежь.
Заглянув туда, Селия увидела Жюстина. Он сидел в кресле, опустив голову. В кулаке был зажат какой-то предмет. Лицо его было спокойно, и никто бы не догадался о его переживаниях. Однако Селия нутром почувствовала его боль.
– Значит, ты все-таки его любил? – сказала она. Жюстин вздрогнул.
– Убирайся отсюда, черт тебя побери! – разозлился он. Селия не обратила на его грубость никакого внимания.
– Ты так редко говоришь о Филиппе, поэтому я подумала, что его смерть была тебе безразлична. Я все поняла: ты только сейчас осознал, что это действительно произошло. Правда? Ты не хотел верить, что он умер.
Жюстин отвернулся.
Селия вошла в комнату и тихо притворила дверь.
– Ты любил его, ведь правда?
Он не ответил, но его молчание было красноречивее слов. Селия медленно опустилась на колени перед креслом, пристально глядя на него.
– Мы с ним всегда были вдвоем, – сказал наконец Жюстин, поглядывая на сжатый кулак. – В детстве мы жили как дикари, лазили по болотам, делали что хотели. И большую часть времени были предоставлены самим себе. Отец не обращал на нас внимания – лишь бы только мы не болтались под ногами. – Он с горечью усмехнулся. – Весь Новый Орлеан подозревал его в убийстве нашей матери. Долгие годы я тоже этому верил.
– Ты… ты… – заикаясь, начала было Селия.
– Моя мать была бессердечной сучкой. Она позорила отца, без конца путаясь с мужчинами. Мы с Филиппом были для нее досадной помехой. После ее смерти отец не мог нас видеть, потому что мы напоминали ему о ней. – Он взглянул Селии в глаза. – Мы с Филиппом вызывали у окружающих нездоровое любопытство, а иногда и жалость. Другие мальчишки дразнили нас, тогда приходилось отстаивать свою честь. Я был всегда готов подраться, а Филипп чаще выступал в роли миротворца. – Он тихо рассмеялся. – Случалось, я задирал Филиппа, однако он всегда бросался на мою защиту и даже делил со мной наказания за мои проделки. Я тоже защищал его как мог. Он был мечтателем, этаким сентиментальным дурачком. Ума не приложу, от кого он унаследовал эту проклятую наивность. Он был… удивительный. И у меня, кроме него, не было никого. Любил ли я его? Еще бы! Конечно, любил… – Он с трудом сглотнул и еще крепче сжал кулак.
– Жюстин, – прошептала Селия, – что у тебя в руке?
Она разжала его кулак и увидела наконечник стрелы. Острый металл порезал кожу на ладони Жюстина, и из ранки сочилась кровь.
– Ох, Жюстин! – пробормотала Селия и не раздумывая прижалась губами к капельке крови.
Кончик языка прикоснулся к крошечной ранке, и у Жюстина перехватило дыхание.
Селия испугалась, поняв, что делает что-то не так. Смущенная собственным поступком, она стояла на коленях, не решаясь посмотреть ему в лицо. Жюстин не двигался, но она чувствовала, как участилось его дыхание. Что с ней происходит? Ей хотелось взять эту сильную теплую руку, приложить к шее, потом опустить ниже, на грудь. Почувствовать его губы на своих. Призрак Филиппа, разделявший их, исчез.
Резко подняв голову, Селия взглянула ему в глаза. В их темно-синей глубине она увидела такое же смятение, какое испытывала сама. Сердце ее гулко колотилось в груди, щеки пылали. Жюстин медленно взял ее руки в свои, и они застыли в молчании, наслаждаясь близостью.
Селия опомнилась первой. Вскочив, она бросилась из комнаты, смущенно пробормотав, что ей необходимо посмотреть, как там дети.
– Селия…
Она убежала. Жюстин некоторое время смотрел ей вслед, потом опустил голову и выругался вполголоса. Инстинкт подсказывал ему: пора уходить. Он попался в шелковую сеть, и если не выберется из нее сейчас же, то навсегда застрянет в мягких путах. Но уйти он не может – у него пока нет ни сил, ни возможности избежать цепких лап Доминика Легара. Единственной, хотя и ненадежной защитой был этот маскарад. И одному Богу известно, какая угроза серьезнее: со стороны Доминика Легара или от Селии.