На моей руке ещё была повязка, я аккуратно выводила простым карандашом на полях завитки и листики. Загибала виноградные лозы, рисовала крохотные ягоды.
Трэш присоединился ко мне.
Начало происходить волшебство.
Из-под грифеля его карандаша являлись невероятно красивые линии. Мои заросли с листьями медленно перетекали в локоны вьющихся волос. Волосы стелились, как на ветру, а потом из леса вышла я.
Появился лоб и нос, как на парте, которую Никита ковырял ножом. Только в этот раз Трэш навёл светотень. Подышал мне в ухо, а потом нарисовал его между клеточек тетради по алгебре.
Ухо моё от такого пристального внимания сильно покраснело и, казалось, начало плавиться.
Я видела, что карандаш тщательно вырисовывает серёжку в мочке. Это серебряные серьги с сердечками, папа подарил на первое сентября, когда я пошла в школу. Поэтому они маленькие и еле заметные.
А рисунок проявлялся. Глаза девушки были закрыты. Губы приоткрыты. К её губам вдруг были пририсованы другие губы.
Я начал краснеть, как будто в этот момент, мы с Трэшом целовались.
Но это так и было!
Вот его волосы отдельными прядями, прямой нос. Голова склонилась набок, чтобы было удобно целоваться. На лице девушки вдруг появились пальцы, и я словно почувствовала прикосновение.
Трэш рисовал правой рукой, а левая рука под партой тронула мою коленку. Это было невероятно развратно. Само собой не в жизни, а в распустившихся мыслях, где мы уже целовались и прижимались друг к другу.
И спасибо Трэшу, что он рисовал на нас одежду.
Я сжала ноги и отстранила его руку. Никита тоже улыбался и краснел, как и я.
Нарисованная пара нежно обнималась и целовалась. Ладони парня держали лицо девушки. А её пальчики покоились на его талии.
Мои губы зудели, стали тяжёлыми, требуя этого. В коленях появилась дрожь, и я уложила руки на них. И мою левую руку накрыла рука Трэша. Ладони его вспотели, и мы слиплись пальцами.
Был невероятный трепет в теле. Бабочки в моём животе натужно пытались вырваться на волю.
Мы с Никитой встретились взглядами и утонули.
Дышать было сложно, но нужно было что-то сказать иначе…
Трэш чуть-чуть склонил голову на бок.
Только не на уроке алгебры!
– Здесь надписи не хватает, – еле слышно сказала я.
Никита ещё мгновение смотрел мне в глаза, опускал взгляд на губы, а потом вернулся к рисунку. Он быстро вывел: «Туга…». Потом передумал. Длинными пальцами перевернул карандаш и резинкой стёр, что написал.
Он медлил.
А потом решился. Очень быстро начертал размашистыми буквами: « Я люблю тебя».
– Тугарина!
Я вскочила на ноги, делая неглубокие вдохи, стараясь успокоиться и вздохнуть полной грудью. Получилось не сразу.
– Вы чем там с Савиным занимаетесь?
Класс заржал, стали высказывать мнения, чем мы тут занимаемся.
Я прикрыла свою тетрадь и выдала:
– Если показатель корня целое чётное число, то подкоренное выражение не может быть отрицательным.
– Савинов! – крикнула алгебраичка.
Трэш тоже вскочил с места и протараторил:
– Если показатель корня целое нечётное число, то подкоренное выражение может быть отрицательным.
Я, открыв рот, уставилась на Трэша, кто-то присвистнул.
– Сава, Леся сядьте на заднюю парту, – попросила учительница. – А вы, сладкая парочка, вперёд.
Класс опять заржал. Сквозь хохот, я слышала слова Анечки:
– Е –три.
– Ранила, – отвечал Шишков.
– Е – четыре.
– Убила. Пля, научил на свою голову.
– Есть, – Анечка сжала кулак и повела локтем вниз в знак торжества победы.
Хоть кому-то удастся оторваться на свободе – задних партах.
В коридор вываливал шумный народ из всех кабинетов.
Моё настроение было отличным, я порхала от навалившегося счастья. Шла, подпрыгивая в другую часть школы ближе к кабинету литературы. Трэш немного отстал, когда я вышла на перемену.
Зато Котов догнал меня на лестничной площадке, где росли цветы в кадках, и стоял бюст какому-то старику, очень напоминающего Ленина. Наверно, он и был. Наша Жопа-Голова коммунистка, так что не удивительно.
– Кэт, – вид у Котова был немного растерянный. – Придёшь завтра ко мне? Народу будет! Все свои.
– Макс, послушай, – надо было прекратить эту фигню и сказать, что я не буду с ним гулять. И плевать мне на машину и его деньги. И клуб со странным названием «Дали», тоже нафиг нужен.
– Это ты послушай, – он взял меня за плечи и заглянул в глаза. – Он наркоман. У Него друг, цыган Колька Арбузов. Это бараки на выселках. Слышала?