Позвонил Егор, спросил, где я шляюсь. Я ответила, что в городе была и уже домой еду.
Тоша довёз меня до дома, а Трэш выбежал меня провожать.
Глубокой ночью под светом звёзд мы стояли у нашей калитки, прикоснувшись лбами.
– Ты серьёзно, предложил? – тихо спросила я.
– Замуж? Конечно.
– Я бесприданница, – тихо усмехнулась я.
– А я приданница? У меня есть комната, руки, ноги, голова. И ты! Ты – самое важное. Для тебя, Кис, я всё сделаю.
– Нам нельзя, Трэш. Пока в школе учимся.
– Жить всё равно вместе будем. Вот увидишь, я тебя добьюсь.
– Откуда ты такой взялся? – рассмеялась я и пошла домой.
Егор не спал. Уже сгонял, посмотрел, кто меня привёз. Замер в прихожей, сложив руки на груди. Вид у меня был не очень.
– Я хочу тебе кое-что рассказать, – Я расстегнула сапоги и с трудом их стащила. Они, похоже, влились в мои ноги. – Только обещай Свете не говорить.
– Когда это ты мать по имени называть стала?
А я даже не заметила. Вот так вот теряешь родственников.
– Влетела. Да?
– Не совсем.
Я рассказала отчиму, что случилось. Он долго думал, как из этого можно найти выгоду. Ничего в его ушлую голову не пришло, и он спокойно отправился спать.
Приняв душ, я тоже поплелась наверх, где рухнула на кровать.
Рядом с подушкой засиял мой телефон. На экране появились бело-сиреневые пионы.
Надо же! Заметил!
Высветился номер под названием «Трэшняк».
– Киса, приходи завтра на биологическую станцию, будем целоваться. Тоха меня с собой берёт на катере. Придёшь, селянка?
– Во сколько? – усмехнулась я.
– В четыре часа. Лядь, конечно, увяжется, она в Тоху вляпалась по самые уши.
– Это секрет.
– Кис, переезжай ко мне.
Меня пробил смех. Точно Трэш одержимый. Только это быстро проходит.
– Я серьёзно. Тебе пилить десять километров до школы. А снег выпадет?
– На лыжах, – ответила я глядя в темноту окна.
– Я даже постельное бельё постирал, ради такого случая.
Больной! С чего он решил, что я к нему переду?
Постирал бельё? То есть у него нет стиральной машины! И по рассказам, там бомжатня. Насколько сильна моя любовь, чтобы бросить этот уютный уголок на чердаке и свалить в притон? Стирать вручную постельное бельё и носки Трэша. Ходить, пи́сать под его присмотром, чтобы никто не тронул. Не спать, потому что кругом пьяные. Вздрагивать, когда бьются в дверь комнаты.
Что это, безрассудство? Глупость и неразумность? Детство в попе заиграло, что вот так в омут с головой? Трэш уже нырнул, и меня тянет на дно. И как спасательный буёк болтается на поверхности – Света, засадившая в мою голову тягу к прекрасной и сытой жизни.
– Перееду, если поклянёшься, что у нас ничего не будет в постели, – сказала я.
– Опа! Попадос! А с чего это вдруг? – возмущённый голос Трэша немного разочаровал.
– Когда тебе день рождение?
– Девятого мая, не забудешь.
– До девятого мая ничего не будет, – я его испытывала. – Трэш, я на всю жизнь хочу. Если мы не притрёмся…
– Ты меня не любишь.
– О, началось, – скривилась я, и даже было желание отключить звонок. – Живи тогда один.
– Ладно, ладно, – выпалил он. – Будем ждать до моего развращения… э-э-э, до моего дня рождения.
– Спи, давай, – тихо посмеялась я.
Анечка была в шоке, когда мы пришли на биологическую станцию, а там Трэш и Сонька таскают сено в кормушки.
Одноклассники отделились от нашего ботаника и рванули тискать весёлую Бахрю. Это Анечку вообще смутило. Он с отвращением смотрела на Трэша, на телефон Соньки. Пыталась щенка дёрнуть за поводок и спрятать за своей спиной.
Она расстроилась. Мало того, что меня приходилось делить. Я ещё рассказала Соньке, как она выразилась, про «наше место». И Бахря оказывается всем понравилась.
Щенка вместе с Анькой пришлось закрыть в домике. Потому что Бахря не пережила появление оленей, они тоже были не рады от наличия собачки. Вылупили огромные глазища на тявкающее существо.
Выпустили пленников, когда все прикормыши разошлись. Аня села рядом со мной на бревно у костра.
Над костром в алюминиевом котелке мы готовили гречневую кашу с тушёнкой.
С другой стороны ко мне присоседился Трэш и обнял. Это совсем Анечку смутило, и она перебралась напротив нас, волоча за собой Бахрю.
– Что Белая Плесень, не видала любовников? – ляпнул Трэш и тут же понял, что сморозил глупость. Понуро поднял на меня виноватые глаза, продолжая палочкой поправлять дровишки в костре. – Кис, не пугай меня.
– Для начала, Никита, у неё есть имя, – раздражённо прошептала я.