— Лина. Элина Николавна, ты выйдешь за меня замуж?
37 (обновление от 12.09)
Конечно, я сказала «да».
Я не могла понять, в какой сказке нахожусь, где очутилась. Любовь всей моей жизни сделал мне предложение. Он выбрал меня! Не маму, не Настю и не какую-нибудь модель с длинными ногами, а меня. Я видела это в его глазах. Я слышала это в его дыхании — что он мой. До самого конца.
Он уснул, а я все смотрела в жидкую городскую тьму, поглаживая живот.
Что если придется делать аборт? Какой ужас…
И все узнают… Хотя все и так уже знают, или скоро узнают, чего уж. Теперь я была готова отстаивать свое счастье, несмотря ни на что. Теперь я знала, что мне есть где укрыться, что мы с Женей — одно целое, одна команда, если можно так сказать.
Мы все переживем. Все сумеем.
Я наконец поверила, стала уверенной в собственном счастье.
С этими мыслями я уснула. Мне снились облака — мягкие, как пуховое одеяло, и белые, как только выпавший снег. Я бежала по ним, прыгала, отталкиваясь босыми ногами. Бух — разлетались ватные хлопья. Бух — приземлялась я и, не удержав равновесие, падала в податливую мягкость, раскинув руки.
А потом появился Женя, и мы полетели над Москвой, совсем как на картине Шагала. Одной рукой он держал меня за талию, вторую по-супермэнски вытянул перед собой. А под нами тянулись мокрые проспекты, и пустые спящие улицы, и кривые переулки. Квартиры, в которых еще не спали влюбленные, томные скверы с опавшей листвой и тихая Москва-река.
На следующее утро по дороге в школу я позвонила маме. Сказала, что зайду вечером в гости. Хорошо, папы не было, — он уехал в командировку.
Страшно было, конечно. Но я уже взрослый человек (в который раз повторила я себе), и моя жизнь — это моя жизнь, мои решения — только мои (тоже повторила, трясущимися пальцами набирая код на домофоне).
Поднявшись на восьмой этаж, я вышла и позвонила в железную родительскую дверь. Мама открыла, и меня окатил с детства знакомый жирный запах готовящихся блинов. Разувшись в тесном коридоре, я прошла на небольшую кухню и села на табурет. Это было мое место, сколько я себя помню. Сколько раз я приходила вот так и садилась, а мама ставила передо мной чай…
Смогу ли я прийти вот так вот снова, после нашего разговора? Я не знала.
— Как дела, Линок? — Мама налила чай и поставила его на стол. В моей кружке, желтой, с треснутой ручкой.
— Хорошо.
— Ты что-то какая-то бледная. Совсем школьники замучали?
Она ловко подцепила блинчик со сковороды, бросила его на стопку уже готовых и вылила на сковороду еще половник теста. Сковорода зашипела, масло зашкворчало.
— Нет, школьники хорошо себя ведут. — Я сделала глубокий вдох. — Мама, мне надо кое-что тебе сказать.
— Ммм? — Мама мельком глянула на меня через плечо.
— Ты лучше поставь сковороду, ладно?
Она нехотя послушалась и повернулась ко мне лицом.
— Что случилось?
А это было сложно. Куда сложнее, чем я представляла.
— Я встречаюсь с Женей. С нашим Женей. Мы уже месяц живем вместе.
— Ох, Лина-Лина… — Мама отложила прихватку, выключила конфорку и села напротив меня. На ее лице не было ни злости, ни шока. Она была так спокойна, будто уже давно обо всем знала.
— Только не отговаривай, ладно? У нас все серьезно, мы решили пожениться. Я… — Я сжала салфетку, набираясь сил для последнего удара. — Я беременна, мама.
— Понятно, — ровным тоном ответила мама. А меня понесло.
— И я очень боюсь, что он родится какой-то… с отклонениями, знаешь.
— Ага, — кивнула мама, почти не мигая.
— И хочу сделать анализ, амниоцентез. Мы же с Женькой двоюродные, вдруг что-то не так…
— Не надо делать никакой анализ, — мягко прервала меня мама.
Тут уже настала моя очередь глупо молчать и смотреть.
— В смысле? — наконец спросила я.
— С биологической точки зрения вы с Женей даже не родственники. Хороший ребеночек будет, я уверена.
Даже не… Что?!
— Как? — Я не могла поверить. — У нас же семейные фото везде!
Лежат в фотоальбомах — мы с Женей, два карапуза, валяемся на диване в одних пеленках. Он беззубо улыбается, а я задумчиво смотрю в камеру.
Мама печально кивнула.
— Люда очень долго не могла забеременеть, они с Андреем часто из-за этого скандалили, знаешь… Ну и в итоге он завел себе на стороне одну, молоденькую совсем. Люда потом узнала об этом, разводиться хотела, потом простила. А девочка родила, но собиралась отказаться от ребенка, вот они с ней и договорились. Они прямо из роддома Женьку забрали.
— Так почему молчали?
— Люда очень не хотела, чтобы кто-либо знал. Ты же знаешь, ее очень беспокоит мнение окружающих. — Мама вздохнула и развела руками. — Такая вот Санта-Барбара, Лина. Иногда жизнь оказывается похлеще сериалов.
Тетя Люда очень боялась, что все узнают правду. Что муж ей рога наставил и что родить не смогла… Еще бы, я бы тоже боялась.
— Понятно, — мрачно сказала я и насупилась. Теперь ясно, почему она так не хотела, чтобы Женька оставался у бабушки на даче, почему увезла его в Лондон. И почему была так недовольна сейчас, когда узнала, что мы вместе. «Я думала, что ты переболел», ага. Все теперь понятно.
Им перед соседями неудобно, а у нас с Женькой жизни искалечены.
Неужели тетя Люда настолько эгоистична? Думает только о себе, о своих планах на Женю, боится, что кто-то отберет ее прелесть. Это жестоко. Совсем не по-матерински.
— А Женька… — я развела руками. — Он в курсе?
Мама качнула головой.
— Они вроде собирались ему сказать на шестнадцатилетие, но, видимо, так и не решились. Если бы настоящая мать объявилась, может, и сказали бы, а так… Там уже Люда отправила его в Лондон учиться, и вроде как тему закрыли. — Мама задумчиво откусила блинчик. — Бабушка знает. Бабушка у нас все знает.
Бедный Женя. У меня сердце разрывалось, когда я думала о его реакции, когда он узнает. Он же почувствует себя преданным самыми близкими людьми… И не сказать ему я тоже не могу — правда рано или поздно откроется, и предательницей уже окажусь я.
Он должен знать.
Мне вдруг стало так грустно и больно, что я разрыдалась. Спрятала лицо в ладонях и согнулась над столом, а слезы сочились сквозь пальцы, капали в мою чашку чая.