«А ведь точно как на партсобрании», — с изумлением подумал тогда Николай Никифорович и вдруг совсем успокоился. Кто-то на немецком языке предложил кандидатуру руководителя советской делегации, и все сразу захлопали. Возражений не было. Лукьянчиков поднялся на сцену, ему представили слово и он оказался один на один с залом. Вспышки фотокамер корреспондентов газет, телевизионщики… И тут, очевидно, у него сработала психология спортсмена-лыжника — оказавшись на дистанции, думать только о победе. От него сейчас ждали вступительного слова, и Николай Федорович его сказал — поблагодарил за оказанное доверие и высокую честь вести такое представительное собрание, обрисовал точку зрения советских ученых на некоторые спорные проблемы, а потом перешел к списку выступающих. Прежде, чем объявить имя ученого, Лукьянчиков кратко излагал основные даты его научной биографии, какими трудами знаменит, основные темы исследований, над чем работает сейчас… Каждого выступающего после такого представления встречали овациями. Во время доклада Николай Никифорович записывал в блокнот поднимаемые в нем наиболее значимые проблемы и предлагаемые решения.
— Какие будут вопросы к докладчику? — объявил он и, увидев десятки рук, с улыбкой сказал: — Ну, здесь, наверное, мы сначала предоставим слово дамам…
Во время перерыва на обед и после завершения дискуссии к Лукьянчикову подходили многие из участников семинара, поздравляли с успешным ведением дискуссии и удивлялись, что в Советском Союзе так хорошо знают не только научные работы зарубежных ученых в области металлургии, но и практические достижения известных фирм.
Лукьянчиков и сам был доволен ведением дискуссии, но более всего тем, что показал всему миру — советские ученые знающие специалисты, умеющие ценить зарубежный опыт, и сотрудничать с ними не только можно, но и взаимовыгодно.
Правда, волнения вымотали его за день, и Николай Никифорович мечтал лишь добраться до своего номера и отдохнуть. Однако ему не дали. Всех пригласили в банкетный зал. Как тут же выяснилось, во все дни работы семинара каждый вечер какая-нибудь фирма устраивала для участников банкет. Отказаться было невозможно, тем более Лукьянчикову после такого удачного дебюта. И опять перед ним встал вопрос: что делать, как себя вести? Снова в памяти всплыл эпизод высадки из самолета и страх, переполнявший, казалось, до краев.
В огромном ресторанном зале играла музыка, танцевали полуобнаженные турчанки, многие сидели за столиками, но большинство обходилось шведским столом, более пригодном для свободного общения. Лукьянчиков со своими товарищами сидели за столиком, но к спиртному не притрагивались. Однако длилось это всего несколько минут. К ним стали подходить, предлагать тосты за советских ученых, науку, за помощь развивающимся странам, и тут уж вырисовывался более серьезный вопрос: как выдержать такую нагрузку. Но и здесь советская делегация оказалась на высоте…
Вернувшись в Москву, Лукьянчиков доложил руководству и партбюро о результатах научной командировки, а для Отдела черной металлургии ЦК КПСС написал целый отчет. Однако инструктор читать отчет не стал, а уставившись на Лукьянчикова своим проницательным взглядом, спросил:
— Ну а как насчет пропаганды советского трезвого образа жизни? Вели себя достойно? Или все-таки не удержались, выпили на банкете?
— Видите ли, — не стал юлить и лукавить Николай Никифорович, — я всегда считал и считаю, что обязанность моя, как научного работника, состоит в том, чтобы на международном совещании показать себя знающим профессионалом, специалистом высокого класса, чтобы о советских людях складывалось за рубежом именно такое мнение. И я не считаю очень уж важным, выпил кто-то из нас на банкете или нет. За себя могу сказать — выпил. За дружбу, за помощь развивающимся странам, за советскую науку.
— Не надо кичиться этим, вы же вели себя неправильно, — инструктор аж лицом потемнел. — Партия и правительство объявило борьбу с таким негативным социальным явлением, как пьянство, а вы, коммунист, едете за границу и там на глазах у мировой общественности показываете, что для вас решения партии — пустой звук. Без последствий такое ваше поведение не останется…
Лукьянчиков понял, что дни его работы в институте сочтены. В тот момент он испытывал фактически то же самое, что пережил у пустынного железнодорожного тупика на станции Мерефа, когда бандиты истязали его друзей, а он извивался у них в руках, не имея возможности ничего предпринять. Паскудное это чувство — бессилие перед обстоятельствами, порождаемыми тупыми бесчеловечными служаками.