Шестьдесят девятая комната. Письменный стол, заставленный телефонами, несколько стульев у стены, широкий диван с резной спинкой, трюмо, стоящая в углу вешалка. Сбоку — обитая кожей дверь. За столом сидит лейтенант в голубой форменной рубашке с галстуком. Он чинит карандаши, тщательно, на бумажку, стряхивая стружки.
— Меня направили сюда... — заговорил Тимонин.
Лейтенант на мгновение поднял голову, коротко сказал:
— Заходите. — И кивнул в сторону обитых кожей дверей.
В комнате, куда вошел Тимонин, висела густая пелена табачного дыма, несмотря на открытые настежь окна. У дальнего конца длинного, покрытого зеленым сукном стола негромко разговаривали трое. В одном из них, стоящем у окна, Борис узнал Рогова.
— Разрешите?
Сидевший за столом собеседник Рогова повернулся. Борис увидел у него на плечах генеральские погоны. «Начальник управления», — догадался он.
— Товарищ Тимонин? — спросил генерал.
—Так точно.
— Присядьте, — он жестом показал на ближайший стул у стола. — Мы сейчас закончим.
— Да мне, собственно, пару слов сказать... — начал было Тимонин.
— Хорошо, хорошо. Одну минутку. — Генерал повернулся к своим собеседникам. — Что еще?
Заговорил плотный, широкоскулый мужчина в светло-коричневой гимнастерке довоенного покроя:
— Заднее сиденье серой «Победы» оказалось в коричневых пятнах. Похоже, что это кровь. Но ни гильз, ни следов борьбы в машине не обнаружено. Нашли вот эту штучку. Она, я думаю, принадлежала преступнику.
— Зажигалка?
— Да. Теперь мы узнаем, чья она. Кстати, товарищ комиссар, на ней есть надпись.
Тимонин отметил про себя понравившееся ему обращение «товарищ комиссар» и с интересом посмотрел на начальника управления.
Комиссар вынул изо рта папиросу, которую непрерывно курил, надел очки и, присмотревшись к надписи на медной зажигалке, прочитал:
— «Т. Б. М. Прага».
Тимонин вздрогнул и резко наклонился через стол. Комиссар заметил:
— Интересуетесь? Посмотрите.
Борис держал в руках теплую зажигалку, а в груди у него что-то словно оборвалось — стало тревожно и жарко. Откуда? Почему здесь? Нашли, говорят, в какой-то машине? Тимонин с удивлением взглянул на комиссара, полковника Рогова, облизал ставшие сухими губы и медленно проговорил:
— Это моя зажигалка...
— Ваша? — очень спокойно переспросил комиссар и с легкой недоверчивой усмешкой посмотрел на своих подчиненных.
Мужчина в гимнастерке натянуто улыбнулся и покраснел.
— Да, моя, — твердо сказал Тимонин, протягивая начальнику управления зажигалку. — Еще с войны. Память о Праге. Там же и подписал перочинным ножом «Т. Б. М.» Это мои инициалы: Тимонин Борис Михайлович.
Комиссар закурил новую папиросу, хотя прежняя еще дымилась в пепельнице.
— Ну, что скажете, капитан Байдалов? спросил он.
Мужчина в гимнастерке пожал плечами, потом подо шел ближе к столу.
— Разрешите задать вопрос старшему лейтенанту.
— Пожалуйста.
Байдалов повернулся к Тимонину:
— Скажите, каким образом ваша зажигалка лопала в автомашину... — голос его приобретал металлический оттенок. Он сделал внушительную паузу, — ...в которой совершено убийство?
— Убийство?!
Тимонин был поражен. Впервые после фронта ему пришлось услышать это страшное слово. Может, так случилось потому, что он все время служил в отдаленных военных гарнизонах и, занятый ротными заботами, не всегда был в курсе «гражданских» дел. С трудом верилось, что вот сейчас, когда над городом сияет ласковое солнце, чьи-то кровавые руки замахиваются на самое святое — человеческую жизнь. Борис почувствовал, что его коснулось дыхание фронтовых будней, по казалось: сидит он с друзьями в только что отбитой врага траншее и со скорбью отмечает тех, кто сложил голову в сегодняшнем жарком бою...
Молчание затянулось. Первым это понял Тимонин поднял голову. В упор встретились три пары глаз. В голове мелькнуло: «Подозревают?!» От этой нелепой мысли стало неприятно и обидно. Борис торопливо я как-то чересчур сердито заговорил:
— Зажигалку я подарил своему другу...
Байдалов прищурился:
— Какому?
Слишком самоуверенными, даже нахальными показались Борису его коричневые, под цвет гимнастерки, глаза. И он ответил, глядя прямо в эти холодные, как пистолетное дуло, зрачки:
— Фронтовому...— и, помолчав, добавил:—Старшине Никите Орлову...
Глаза Байдалова мгновенно вспыхнули не то от радости, не то от удивления.
— Орлову?! — выкрикнул он.
В голосе его послышалась тревога. Борис насторожился, встал:
— С ним что-нибудь стряслось?