— Дело говорит Борис Михайлович,— поддержал Гаевой. — Над этим следует подумать.
— Что тут думать? — не отступал Синицын. — Попробуй уговорить этого самого Азиата.
— Мы его даже не знаем,— вставил Байдалов. — А тут накроем с поличным.
Рогов по-прежнему молчал, с явным удовольствием наблюдая за Тимониным. Потом вмешался:
— Нужно идти не от преступления к преступнику, а наоборот. Значит, надо знать тех неустойчивых, кто способен совершить преступление, уметь раскрывать их замыслы. В этом прав Тимонин. Легче человека посадить в тюрьму, если он виновен. Гораздо труднее — спасти его от ошибки, не дать ему споткнуться, помочь. Вот этим и займемся. Сейчас зайдете ко мне, Байдалов, составим план...
Все поднялись со своих мест, почувствовав, что разговор окончен. Полковник жестом остановил сотрудников.
— И еще, товарищи,— сказал он.— Мы будем брать с поличным Грека. Вместе с комсомольцами нагрянем на квартиру, когда там будет в разгаре «экзотический» бал. Может, нам повезет и мы захватим там Азиата. Сигналы, на которые беспрепятственно открываются двери, нам известны: два коротких, один длинный и еще два коротких звонка.
Глава 30
ЧЕЛОВЕКА НАДО СПАСАТЬ...
Тимонин зашел в свой кабинет, который отвели ему по распоряжению Рогова, и взялся за порученное дело. Оно заинтересовало его сразу, как только выяснилось, что речь идет о Вовосте. Теперь Борис знал: Вовостя — это воровская кличка Владимира Миронова. Это о нем вспоминал Синицын, ему обещал сделать меньший срок, если он возьмет больше краж. Непонятные тогда, в первый день, слова приобрели сейчас для Тимонина ясный смысл.
Миронов по профессии каменщик, женат, двое детей, ранее судим по статье 74, за хулиганство, отсидел один год в тюрьме. Теперь привлекается за участие в групповой краже. При аресте в его сундучке с инструментом сотрудники милиции нашли замотанные в комбинезон шесть золотых и двенадцать металлических часов и несколько тугих пачек сторублевок.
Преступление налицо. Миронов и не отказывался. Он сознался, что украл часы, но ни место кражи, ни своих сообщников не назвал. Во втором протоколе допроса, составленном Синицыным, уже значилось, что Миронов совершил три преступления: из промтоварного магазина по Первомайской улице украл часы, в универмаге против базара — шесть тюков шерстяных тканей и, наконец, от вокзала угнал частную автомашину «Волгу», которую через два дня обнаружили в Чернореченском лесу без мотора и колес. И в этом протоколе на каждой странице стояла подпись Миронова. Но опять — никаких подробностей и ни одного сообщника.
— Да-а,— вслух проговорил Тимонин, отрываясь от чтения бумаг,— есть над чем поломать голову...
Он закурил и задумался. Если подходить формально, то Миронова-Вовостю можно уже судить, он сознался в совершенных преступлениях, а что не выдает своих дружков, так это понятно: воровская традиция. Однако странно, что он не дает ни одной подробности. Да и кражи какие-то разные — часы, ткани и автомобиль. Очень странно. Кто же он такой, этот Вовостя? Как он работает? С кем дружит, чем интересуется, как живет? Наконец, его надо увидеть, поговорить. Борис был уверен, что если вызвать Вовостю, хорошенько расспросить его о семье, напомнить ему о жене, детях, которых он, конечно, любит, произнести патриотическую речь о долге советского человека, преступник покается и откровенно расскажет, как все произошло. Сделать это необходимо сейчас же.
Борис взялся за телефон, набрал номер начальника отдела.
— Слушаю. Рогов,— послышалось в трубке.
— Товарищ полковник, я могу вызвать этого Миронова, то есть Вовостю?
— Правильно, Борис, Миронова. Вызывайте, под стеклом у вас записан номер телефона КПЗ. Я все распоряжения отдал.
— Спасибо. — Тимонин положил трубку, секунду подождал, потом набрал нужный номер. — Дежурный? Это говорит Тимонин. Приведите ко мне в девяносто четвертую комнату арестованного Миронова. Да-да. Вовостю.
Ждать ему пришлось недолго. Вскоре в коридоре послышались тяжелые шаги, и в комнату два милиционера ввели заросшего щетиной человека в брезентовой куртке, вымазанной известью. У него бледное, худое лицо, лихорадочно поблескивающие злые глаза. Он вошел и сразу, без спросу, сел на стул, пододвинув его на середину комнаты.
Тимонин кивнул милиционерам, и те вышли в коридор. Он пристально посмотрел на угрюмого Миронова и, сдерживая внутреннее волнение, начал свой первый в жизни допрос преступника.
— Вы садитесь ближе, Владимир Ефимович,— мягко сказал он.