— Я первому рассказал вам.
— Молодец,— опять похвалил Брюханов. — И не говорите никому. Я сейчас пройду к комиссару. Если он не согласится с моей оценкой, пойду в обком. Нельзя зарываться, я так считаю... У вас все?
— Да... то есть... — замялся Синицын. — Мне хотелось узнать... все-таки двадцать лет безупречной службы...
— Вы — о медали?
— Так точно.
— Будет, — заверил Брюханов. — Вы достойны, я так считаю. Я подписал наградной лист. Вот только комиссар утвердит и точка.
— Спасибо,— заулыбался Синицын и, кивая головой, попятился к двери.
Глава 32
ПОДЛОСТЬ
В коридоре, у дверей своего кабинета, Тимонин увидел сержанта Гаврюшкина.
— Здорово, однополчанин! — весело поздоровался Борис, пожимая руку Степану. — Где ты пропадал, что я тебя не видел?
— Служба,— нехотя ответил сержант, — Да и вы все где-нибудь мотаетесь.
Открывая дверь, Тимонин оглянулся, остановил свой взгляд на хмуром лице сержанта.
— А ты почему такой скучный? — спросил он, пропуская Степана вперед. — Уж не отчитала ли тебя опять та зловредная старушка, помнишь?
— Какая?
— Что ругала тебя, когда мы сидели в Лермонтовском сквере, в первый день нашей встречи.
— А-а... — на лице Степана появилась мягкая улыбка.— Так за дело ж... Ей можно, она — моя родная бабушка, мать моего отца. Шумливая, ну просто сладу нет, но добрая... Я ведь один у нее...
— Вот оно что! — удивился Тимонин, усмехаясь. —А я-то думал посторонняя. Теперь понятно. Боевая бабуся. Значит, она из-за любви к тебе хотела огреть тебя палкой?
— Выходит так,— ответил Степан, переминаясь с ноги на ногу.
— Да ты садись,— пригласил Тимонин, снимая с себя пиджак и вешая его на спинку стула. Он остался в белой рубашке, принялся засучивать рукава. Гаврюшкин молча наблюдал за ним.
— А все-таки гражданское вам не идет, товарищ старший лейтенант,— заметил он. — В военной форме лучше, солиднее как-то.
— Это с непривычки так кажется. Зато легко и свободно, не надо затягиваться ремнями. — Тимонин достал дело Вовости, раскрыл, стал листать.
— Я вам не помешал?
— Нет, что ты! Я очень рад. А это дело, Степан, я уже закончил. — Борис потряс папкой в воздухе. — Не знаю, верно ли...
Тут он заметил, что из папки высунулся белый листок. В этом месте Борис раскрыл дело, увидел неподшитую бумажку с какими-то записями, сделанными рукой Синицына. Всего несколько слов. Он прочитал вслух:
— «Петр Мослюк, шофер автобазы, Кирова, 34, серая «Победа», тридцать первого дома нет».
Степан приподнялся:
— Вы уже все знаете?
— Ты о чем? — не понял Тимонин.
— О Мослюке. А я пришел вам сообщить...
— Давай выкладывай,— нетерпеливо перебил Борис.
— Я слышал, что на Сунженском хребте, где убит Никита, нашли стружки от красного карандаша...
— Ну-ну!
— Коробку новых цветных карандашей, но без красного, я видел у того малыша в матроске — помните? — что в сквере прятал в кусты свой мяч. Я узнал, где он живет. Адрес — вот этот: Кирова, 34. Фамилия малыша — Мослюк, а мать его зовут Зинаидой.
— А где отец?
— Никто не знает, куда он уехал, даже жена. Дома его нет как раз с тридцать первого мая.
«В этот день убили Никиту», — пронеслось в мозгу Тимонина. И сразу все отодвинулось на второй план. Борис рывком поднялся, взял дело Вовости, надел пиджак:
— Пошли, Степан, к полковнику Рогову. Нельзя медлить...
У полковника Рогова были капитан Байдалов и секретарь партийной организации отдела уголовного розыска майор Андриенко, лысый, сухой мужчина лет сорока. Василий Вакулович по обыкновению ходил по кабинету.
Взволнованный Тимоннн остановился в дверях. Из-за его плеча выглядывал Гаврюшкин.
— Товарищ полковник, важные новости,— сообщил Борис.
— Заходите, — разрешил Рогов.
Борис пропустил вперед Гаврюшкина, кивнул ему:
— Говори.
Расправляя под ремнем гимнастерку, Степан повторил свой рассказ.
— А теперь посмотрите вот эту запись,— сказал Тимонин, подавая полковнику папку.— Я обнаружил ее в деле Вовости. Писал капитан Синицын, его рука.
Василий Вакулович прочитал записку вслух и хлопнул ладонью по столу.
— Она же лежит здесь давным-давно,— рассердился он и взглянул на Байдалова. — Зовите Синицына.
Василий Вакулович снова зашагал по кабинету. Лысый Андриенко, близоруко щурясь, перечитал записку, в сердцах произнес:
— Ах ты подлец! И слова не найдешь, как все это назвать.
Вернулся Байдалов. За ним, осторожно ступая, вошел бледный, растерянный Синицын.