Но Лиля вроде как и не рада была своей беременности.
– Лиля, это же счастье, – говорила Екатерина Андреевна. – Ты радоваться должна.
– Ничего я не должна. И Димку как подменили – фрукты с рынка мне носит, живот гладит, а когда я Маратика носила, не допросишься за молоком сходить.
– Димочка тогда молодой был.
– А ты его не оправдывай.
Ребенок еще не родился, а Лиля уже страдала от комплекса вины перед Маратиком.
Маратик перестал быть гениальным ребенком, а стал неуправляемым, раздрызганным подростком. Лиля, встречая сына из школы, устраивала обыск – требовала, чтобы он дыхнул. Маратик послушно дышал пивом. Лиля обыскивала куртку – из карманов вываливались сигареты. Маратика вышибли из спецшколы. В обычной он тоже не учился – Лиля таскала в школу учителям конфеты с духами, лишь бы тройку поставили. А потом, как забеременела, плюнула. Делай что хочешь. Маратик и делал, что хотел, – шлялся до полуночи неизвестно где, хамил Димочке, огрызался на мать.
– Он не виноват, это все гены. Еще вот это. – Лиля показывала на свой живот. – Представляешь, какой для него стресс?
– Это ты виновата, – говорила Екатерина Андреевна подруге, – избаловала его. Теперь расхлебывай.
– Если бы рядом был мужчина, отец, он бы не вырос таким.
Лиля родила дочку. Назвали Машей. Димочка называл дочку Маней. Бабушка – Дина Матвеевна – Мириам. А Лиля – ссыкухой и спиногрызкой. Все повторялось. Но если Маратика не признал Димочка, то Машу не признала собственная мать.
Маша-Мириам оказалась точной копией бабушки – Дины Матвеевны. Те же волосы – черные, мелким бесом, тот же рот. Лилю аж затрясло от ужаса, когда Дина Матвеевна показала ей свои детские фотографии – Маша была точной копией бабушки в детстве. Только нос – курносый – выдавал Лилю.
– Я как будто вообще к ней отношения не имею, – жаловалась Лиля Екатерине Андреевне. – Вся в их породу пошла. Кошмар. Еврейка. Натуральная еврейка.
– Лиля, это ведь ваш с Димой ребенок. Как ты и мечтала. Маша – красивая девочка.
– И упертая. Вся в бабку. Грудь всю высосала. Как прилипнет, не оторвешь.
Лиля потрогала свои обвисшие груди. Грудь была главной ее гордостью. Высокая, крепкая, несмотря на возраст. Маратик вырос на смеси «Малыш» – не взял грудь, ленился сосать. А Машка цеплялась губами, ручками и не могла наесться.
Маша в отличие от своего брата действительно была гениальной. И это тоже раздражало Лилю. Она чувствовала, что дочка очень далека от нее и очень близка бабушке. Да и Димочка не мог на нее нарадоваться. Вставал по ночам, читал книжки.
– Что ты ей читаешь? Она же ничего еще не понимает, – раздражалась Лиля.
– Пусть слушает.
Димочка даже взял у Екатерины Андреевны старый Аллин проигрыватель и пластинки и ставил сказки, на которых выросла Алла, для Маши.
Маратик искренне ненавидел сестру. Смеялся он только тогда, когда ему удавалось напугать Машу. Он совал ей в лицо игрушечную обезьянку и рычал. Маша заходилась плачем, Маратик хохотал.
Лиля считала, что сын страдает от того, что все внимание теперь переключилось на Машу, и потакала всем его просьбам. Совала в карман куртки то рубль, то трешку. Маратик спускал деньги на сигареты и жвачку.
Маша, как только научилась ходить, стала перетаскивать свои игрушки в бабушкину комнату и там возилась. Дина Матвеевна читала ей еврейские сказки, перетирала фруктовое пюре, варила кашки, показывала, как зажигать свечи на меноре. Маша хлопала в ладоши. «Наша девочка получилась, – говорила Дина Матвеевна сыну. – Только бы не испортилась. Или материнское бы не полезло».
* * *Димочка приезжал к Екатерине Андреевне один.
– Не знаю, что делать. Лилька как с цепи сорвалась. На Машку все время орет и подзатыльники отвешивает. Ни за что ни про что. И с матерью моей не разговаривает. Говорит, что свекровь внучку против нее настраивает. Бред какой-то. А Машка к бабке так и льнет. Из ее комнаты не выходит.
– А что Маратик? – спрашивала Екатерина Андреевна.
– Девок водит. На этаж. Гулянки там устраивает – прямо на лестнице. Лилька ходит, всех разгоняет, да без толку.
– Поговори ты с ним…
– Разговаривал. Как об стену горох.
Алла запомнила Машу по одному моменту. Они с Екатериной Андреевной приехали в гости к Димочке – Маше исполнялось пять лет. Лиля устраивала семейный праздник.
– Машка, вытри со стола, – крикнула Лиля дочери и сунула ей в руки кусок капроновой колготки, заменявший тряпку.
Маша послушно поелозила по столу. Брезгливо посмотрела на грязный стол и вдруг спросила Аллу: