– Нет, она женщина непростая, но вряд ли на такое способна, – сказала Екатерина Андреевна.
– А вдруг способна? Я не знаю, что от нее ждать.
– Может, это она боится, что ты заберешь у нее внука и уедешь?
– Не знаю.
– Давай позвоним во Владикавказ. Твоя мама все-таки юрист. Может, что подскажет.
– Ой, не надо звонить маме. Она орать начнет.
– В любом случае ее нужно поставить в известность.
Лариса махнула рукой – делайте что хотите.
Екатерина Андреевна позвонила Регине. И пересказала суть проблемы.
– Она с тобой хочет поговорить. – Екатерина Андреевна передала трубку Ларисе.
– Да, мама. – Лариса выдохнула, приготовившись к потоку брани.
– Значит, так, слушай меня, – говорила Регина, – ты имеешь право на половину совместно нажитого имущества. Сантименты тут совсем ни при чем. Все дело в бабках. А Жорика она поминает, чтобы ты не думала ничего требовать.
– Да я и не буду ничего требовать.
– Лариска, ты совсем дура? У них и квартира, и дача, и машина. А ты хочешь босая остаться? А о нас ты подумала? Отцу совсем плохо. Деньги на лекарства нужны. Хватит играть в порядочность. Это все Катькины штучки. Между прочим, это твой муженек тебя бросает, а не ты его. Вот пусть платит за свою свободу.
– Мама, я так не могу.
– Давай я приеду. Я с ними быстро разберусь. И поговорю не по-французски, а на доступном языке.
– Нет, мама, не надо, не приезжай. Только хуже будет. Я сама все улажу.
– А захотят Жорика забрать, пусть забирают.
– Мама, ты с ума сошла! Как забрать?
– Ну в смысле, чтобы он у них жил. Соглашайся.
– Нет, я без Жорика не уйду.
– И что ты ему дашь? Катькину пишущую машинку? Или картины свои в рамочках? А там у него все будет – и образование, и одежда, и отдых.
– Все, мама, пока.
Лариса больше не могла слушать мать. Ей казалось, что она и мать совсем не знает. Что уж говорить о Нелли Сергеевне? Лариса все, что угодно, могла ожидать от матери, но не таких предложений. Хотя нет. Это в ее духе.
Следующее заседание неожиданно отложили в связи с болезнью судьи. Лариса сидела на скамейке в крошечном парке перед зданием суда и думала, сколько еще времени протянется весь этот кошмар. Рядом пристроилась компания подростков – пили пиво, смеялись. Лариса не сразу заметила, что с другой стороны на скамейку подсел пожилой мужчина. Она даже испугалась, когда узнала в мужчине Павла Георгиевича, свекра.
Все эти годы свекор как бы существовал в ее жизни и как бы его и не было. Он тихо работал в кабинете, был немногословен за семейными ужинами, с которых старался побыстрее и понезаметнее уйти. От имени свекра всегда выступала свекровь, что придавало ее словам дополнительный вес. Лариса только сейчас подумала, что толком даже не узнала этого человека.
– Здравствуйте, Павел Георгиевич, – поздоровалась она. В голове крутились мысли, что его специально подослала Нелли Сергеевна. Выложить последний аргумент.
– Здравствуй, деточка, – сказал Павел Георгиевич.
– Отложили, – сказала Лариса.
– Отложили, – сказал он.
Они молчали. Павел Георгиевич достал трубку – он всегда курил только трубку. У него была целая коллекция. Засыпал из пачки табак, придавил пальцем. Дома Нелли Сергеевна закатывала глаза, когда муж начинал процедуру раскуривания. И бежала открывать форточки. А Ларисе запах табака нравился. Особенно в сочетании с парфюмом свекра. У него был какой-то особенный парфюм. Лариса все собиралась спросить, как называется, да так и не спросила. Она любила выходить в коридор после того, как по нему прошел Павел Георгиевич. Стояла и тянула носом.
– Знаешь, я давно собирался тебе сказать… – начал Павел Георгиевич, – сейчас это, конечно, бессмысленно. Но все же… Нелли Сергеевна не всегда была такой. Она на самом деле хороший человек. Знаешь, когда я с ней познакомился, она была очень ранимой и мягкой.
– Ни за что бы не поверила, – сказала Лариса. Ей казалось, что она слушает историю про совершенно незнакомую женщину.
– Ты знаешь, она была чуточку похожа на тебя. Точнее, ты на нее, – продолжал Павел Георгиевич, не услышав Ларисиного замечания. – Она приехала в Москву из Архангельска. В потертом заячьем полушубке и с маленьким ребенком на руках. Мыкалась по квартирам дальних родственников. Пыталась на работу устроиться. Но без московской прописки ее никуда не брали. Работала на хлебозаводе. Ты знаешь, какое у нее самое любимое лакомство? До сих пор. Хлеб. Серый кирпич. Ты помнишь, был такой. Утром после смены она могла взять буханку горячего, с подгорелым верхом, хлеба. Половину съедала прямо по дороге домой. Я увидел ее в трамвае. Она сидела и отрывала дрожащими распаренными руками куски этого хлеба. И ела с таким аппетитом, что у меня слюна потекла. А в глазах черти бегали. И смеялась она тогда часто, по любому пустяку. Очень смешливая была. И ямочки на щеках – как у тебя.