Лида методично отдирает корку от левого плеча, течет кровь. На плече был ожог. На кухне очень греет батарея, и в бессознательном состоянии к ней все «приваливаются и привариваются». У каждого от батареи уже есть несколько шрамов. Постелить на батарею тряпку, да все как-то не до того.
— Ты чем это колешься, Кать? — уточняет Лида.
— Смывы колю. С боков фурика намыла.
У Кати уходят вены. Руки уже исколоты до локтей. Катя то и дело снимает иглу со шприца и ковыряется внутри спичкой — вычищает свернувшуюся кровь. Матерится, краснеет.
— А в ногу что не колешь? — интересуется Яна.
— В ноги? Да вы че, никогда в жизни!
— Так вон из большого пальца вена торчит. Пошевели иглой там.
— Да где?
— Ты с «тропиком» колешься?
— Да.
— Смывы колешь?
— Я боюсь эти вены трогать, они лопаются.
— Если аккуратно, то возможно. Это с виду так. Катя начинает тихо плакать. Шприц трясется в руках.
— Паш, уколи Катьку, — просит Лида. Но Паша сначала вмазывается сам, а потом с полузакрытыми глазами начинает искать вену на руке у Кати.
— Вот эта ушла, а в эту не могу попасть, — объясняет Катя. — Паш, пиздец, она надувается!
— Перетяни жгутом, чтоб шишки не было, — говорит Паша и засыпает.
Катя перематывает руку и морщится.
— Вот так мне тоже парень задул, два дня с рукой ходила, температура 41. В 31-ю больничку зашла и в холле сознание потеряла. Ни тела, ничего не чувствовала. Рука раздулась, вскрывали. Руку спасли.
У Яны все получается мимо, и она устало приваливается к батарее. За окном быстро темнеет, валит снег.
— Паша говорит, что дома сможет перекумарить. Сидим иногда, мечтаем, громкие слова друг другу говорим. Вот в ноябре у него пневмония началась, чуть не помер. Начал глючить уже. Врачей в подъезде на коленях умоляла: «Заберите его в больницу». Не взяли. Про Танюшку с ним разговаривали, про все.
Сама Яна в начале зимы ложилась в клинику на детокс. Бесплатно детокс могут получить только состоящие на учете, за анонимность нужно заплатить 17 тысяч. На детокс в принципе лечь непросто — нужно сдать анализы, выждать двухнедельную очередь. Чтобы крокодильщик мог перенести ломку, его обкалывают барбитуратами: «Спишь неделю, просыпаешься — и ты уже как бы независимый». Но психологическая зависимость остается. Яна укололась сразу же, как вышла из клиники.
Программы избавления от психологической зависимости есть в областном реабилитационном центре. Но попасть сразу после детокса туда невозможно — нужно заново сдавать анализы, заново стоять в очереди. Поэтому после детокса дезоморфинщик возвращается обратно в притон. Без деятельных родных слезть практически невозможно. Родных у дезоморфинщиков, как правило, не остается. У многих не было и до начала зависимости.
При этом на все маневры у дезоморфиновых наркоманов есть год-полтора.
— Друзей никого не осталось, все померли, — гово рит Яна. — Человек 20 уже. А мы водой колемся, то есть разбавляем серьезно. Потому и живы еще. Три года жи вы, представляешь?
Перерыв. Курят.
— А вот «Битва экстрасенсов», — встревает Лида, орудуя шумовкой. — Что-то такое есть, раз показыва ют, да? Черноволосая такая, худая, которая всех побеж дает. Тоже зависимая, я же вижу.
Лида жарит вареную колбасу. Катя начинает прибираться: подметает тряпкой пол, стряхивает со стола пепел, приносит воду из ванной. На нее ворчат, ее гоняют. «Ну люблю я это дело: чистота, дисциплина, — ворчит по-хозяйски. — Что теперь?»
Яна разговаривает по телефону:
— Ольгин Андрюха умер. Про Андрюху слышала? Знаешь тоже. Да, да. С пьянки, говорю. Угу. Вот так вот. Кушать готовим. А че ты одна?
Паша задумчиво разглядывает татуировку на предплечье: карты, водка, нож. «Лазером выводить. Или дешевле наколоть сверху кельтский орнамент. Ну, кельты, немцы».
Яна тоже хвастается — на животе изогнутая линия, «знак благополучия».
— Я на героине была когда, хотела с дочкой поехать на море, — говорит Яна. — Совсем никогда не видела моря.
Сырье кончилось, деньги тоже, и Катя и Лида уходят воровать. Супермаркет через дорогу, очень удобно. Берут 5 кусков сыра — выбирают подороже, но в сумме до тысячи, чтобы без уголовной ответственности. Сыр тут же продают в маленький магазинчик напротив, где Катя утром брала сигареты в долг. Продавщица берет сыр без вопросов, отсчитывает полцены.
Еще в супермаркете Катя берет зеленые пинеточки — для племянницы.
— Как все начиналось? А никак. У нас соседка торговала маком — чеками по 10 рублей, — рассказывает Яна. — И попросила меня с ее дочкой на доставку съездить, проследить, чтобы та ничего из партии не взяла, себе не варила. А мне 15 лет, я даже не пила. Боялась начать колоться… Ну, Наташа перед конечным пунктом идет на хату с пацанами. И отщипнула мазик большой у чека. Я тоже начала просить. Парни такие: «Нет, нет, ты что». А Наташа говорит: «Пускай лучше один раз попробует». Сделала пять точек. С ног все пошло вверх. Успокаиваться начала. Потом добавили димедрол во второй раз… Наташка говорит: «Тебе пиздец, если узнаю, что кроме меня ты еще где-то колешься». Но я нашла, где колоться. В соседнем подъезде, Сережа, 30 лет. Там и употребляла. Ходила по квартирам, сахар одалживала, до 5 кг набирала и шла на рынок торговать. Он у меня 50 рублей берет, один чек мне делает, 4 себе оставляет. Потом поймали меня, припугнули лечением. Потом снова поймали, и я уже села.